Инферно - вперёд!
Шрифт:
– Они задумывались как по-настоящему огромные лодки, самые крупные субмарины в истории, - шёпотом, чтобы не слышали любопытные уши, делился он своей историей.
– Только вот нефти, чтобы перегнать её в керосин и заправить, уже не было - все заокеанские месторождения давно и безвозвратно утрачены. Тогда какой-то умник и предложил поставить на подлодки паровые турбины - представляешь?
Норс не вполне понимал, чем плоха паровая турбина, но неуверенно кивнул, выражая согласие.
– Теперь представь себе открытое море, волнение в пару баллов. Идёт волна - и набегает на палубу подлодки, над которой всего на несколько футов возвышается дымовая труба. Вот это зрелище!
Кое-что из сказанного начало доходить до сознания Норса.
– Им стало заливать паровые котлы?
– Его собеседник,
– Авария за аварией: все шесть крейсеров проекта пошли на дно в течение двух лет!
– И тебя арестовали?
– Фрад, казалось, был удивлён такой постановкой вопроса.
– Нет, с чего ты взял? Меня просто уволили, в связи с закрытием верфи и сокращением штатов. А в 'пудру' я уже на призывном пункте попал, за то, что спорил с офицером.
– Настаивал на том, что ты - ценный специалист?
– Фрад был поражён ещё больше.
– Да, а ты откуда знаешь?
Вскоре они приблизились к линии фронта; кто-то, выглянув в крошечное зарешеченное окошко, заорал на весь вагон:
– Свечение! Ланнвудское свечение!
– Солдаты, желая увидеть то, на что им предстояло в самом ближайшем будущем, когда они окажутся в окопах, смотреть долгими днями и ночами, бросились к окну. В сгущающемся закатном сумраке отчётливо виднелся горизонт, закрытый циклопической стеной, будто сделанной из красного стекла. По мере снижения эта колоссальных размеров плоскость приобретала ярко-кобальтовый цвет, то и дело нарушаемый частыми многоцветными вспышками. Несмотря на неестественный характер данного зрелища и исходящую от него смутную угрозу, Норс не мог отказать ему в наличии своеобразной, почти космической красоты. Он словно смотрел на удивительную туманность, полыхающую светом сокрытых внутри бесчисленных звёзд.
– Проклятье!
– выругался, не скрывая восхищения, Сабхейл Дортег.
– Никогда не видел ничего более прекрасного!
Глиндвир повелел ему заткнуться, впрочем, без особого рвения - впечатление, под которым пребывал Дортег, сейчас разделяли практически все солдаты роты. Прошло несколько минут, прежде чем Норс приучил себя спокойно смотреть на высившееся перед ним великолепие и смог более трезво оценить увиденное. Теперь он понимал, почему пехотинцы именуют войска противника 'лиловыми', а лётчики - 'багровыми': просто таким они видели Дуннорэ-понтский феномен с того ракурса, где находились их точки наблюдения.
Норс вернулся на своё место и уселся у стенки, обхватив руками колени. Фрад, так и не встававший, загадочно улыбался. Когда первоначальный интерес к аномалии угас, и все вернулись к своим обычным занятиям, бывший инженер повернулся к Норсу; выражение его лица было скрыто тенями, так как свечной огарок, освещавший шедшую поблизости игру в карты, находился у него за спиной.
– Такова стена, отделяющая наш мир от мира фоморов, - изрёк, наконец, он.
– Ты что-то знаешь об этом?
– Только легенды, - ответил Фрад.
– Одна из них гласит, что фоморы действительно существовали некогда в далёком прошлом; они являлись одним из племён, поклонявшихся тем же ветхозаветным богам, что и мы; дело было, как ты понимаешь, ещё до самораспятия Эзуса. Они обитали на цветущем острове, расположенном посреди океана. В их столице, омываемой морскими волнами, всегда звучали весёлые песни, чарующая музыка и грохот прибоя. Страна фоморов достигла удивительного развития, и богатство города, о котором слагали легенды, не уступало красоте убранства его храмов и достижениям учёных, равным которым не было в тогдашнем мире. Каждая цивилизация, - с этими словами Фрад печально улыбнулся, - знает свой расцвет, но знает она и упадок. Не стали исключением и фоморы. Время шло, и их обычаи, сперва словно застывшие, начали почти неуловимо изменяться. Трудно сказать, что послужило причиной: интриги жрецов, стремившихся усилить свою власть, или декадентские настроения, поразившие дворянскую среду, а может, и постепенное вырождение, которое всегда имеет место в случаях обособленного существования небольшой группы людей. Так или иначе, но человеческие жертвоприношения, от которых нас отучила искупительная смерть Эзуса, в земле фоморов не только не прекратились, но, наоборот, с течением времени приобретали всё более ужасающий и отталкивающий
Голос Фрада будто гипнотизировал Норса; тот, глубоко поражённый открывшимися его воображению образами чудесного города фоморов, был не в силах вымолвить ни слова.
– Всё имеет свою цену, и могущество тоже. Можно лишь предполагать, сколь чудовищную цену запросили высшие силы у фоморов за право существовать вечно, среди пения, музыки и шума волн...
Норс почувствовал, как клюёт носом; голос Фрада убаюкивал его, оплетая, фраза за фразой, подобно липкой паутине... Перед тем, как уснуть, он неожиданно вспомнил, что до последнего часа не знал никого в их ОПУДР, кто бы походил на его нового приятеля.
Жуткий грохот разбудил его в то же мгновение, когда веки сомкнулись, и он начал проваливаться в объятия сна, от которого ни за что не согласился бы пробудиться. Слепящий свет фонарей резанул его по глазам - единственная дверь вагона была сдвинута, в проём заглядывал Хокни в синем шлеме, на котором белой краской были написаны буквы 'ВП'.
– Быстрее, 'пудра'! Всем выйти из вагона! Где эта 'гусыня'? Все 'курицы' и 'лягушки' - живее стройте 'пудру' на перроне!
Прежде чем Норс успел сообразить, что под этими терминами скрываются какие-то секретные армейские обозначения для должностей тактического командного состава, послышались многочисленные тому подтверждения.
– Кря-кря-кря Глиндвир! Ква-ква-ква Старк! Ко-ко-ко Глайнис!..
Дитнол Норс, рядовой 1-го, на штатах пехотной роты, ОПУДР, застёгивая на ходу униформу, спрыгнул на перрон. Однако Фрад, следовавший за ним, неожиданно возбудил подозрения Хокни: на нём скрестились лучи сразу нескольких фонарей.
– Фамилия, имя, взвод?!
– Не дожидаясь ответа, штаб-сержант навёл на Фрада какой-то странного вида металлический предмет, зажатый в левой руке. Он заканчивался короткой антенной, которую военный полицейский выставлял вперёд, как ствол оружия; вокруг неё, щёлкая при каждом обороте, бешено вращалась маленькая фазированная решётка-мандала, усыпанная символами, похожими на рунические. К удивлению Норса, его новый друг начал блекнуть, словно его тело лишили плоти, в конечном итоге оставив лишь один пузырь, наподобие мыльного или пластикового. Издав протяжное 'а-а-а-а-у-у-у-о-о-о', наконец, исчез и тот.
– С кем он разговаривал?
– спросил Хокни, водя антенной по солдатским рядам в поисках других фантомов.
– Я спрашиваю, с кем он разговаривал?
Не менее дюжины человек указало на Норса. Хокни немедленно приблизился к нему, яростно сверкая глазами.
– На допрос бы тебя...
– процедил штаб-сержант с нескрываемой ненавистью.
– Они всегда выбирают самых ненадёжных, как-то чувствуют их... 'Гусыня', ко мне!
Глиндвир подбежал к ним, приняв стойку 'смирно'.
– Да, сэр!
– Присмотри за этим, чтобы не переметнулся на сторону 'лиловых'.
Холодный взгляд, изучив Норса с головы до пят, вновь уставился в глаза командиру.
– Есть, сэр!
Зная Глиндвира, можно было не сомневаться - за этими словами кроется нечто, способное обернуться серьёзными неприятностями. Не прошло и минуты, как Дитнол Норс, всё это время наблюдавший за заговорщицкими перешёптываниями Глиндвира с его наиболее доверенными друзьями, осознал: только что был оглашён его смертный приговор.
КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ФРАГМЕНТА