Инфицированные
Шрифт:
– Из внешней части нароста. Ты видишь хоть что-нибудь, что указывало бы на умеренную травму кожи? – Эймос почти выпрямился и приготовился было ответить, но Маргарет перебила его: – Только не нужно давать заумных ответов. Я прекрасно понимаю, что тело разодрано на кусочки.
Эймос снова нагнулся к окуляру и несколько секунд неотрывно смотрел. Унылое помещение морга наполнила тишина.
– Да, вижу. Вижу струпья и кое-какие поражения в подкожном слое. Похоже на длинный прорез – словно рана от когтя животного.
Маргарет кивнула.
– Думаю, мне нужно еще раз взглянуть на образцы кожи, которые мы получили из-под ногтей жертвы.
Эймос выпрямился.
– Но ведь не сам себе он это сделал? Разрыв до самых мышц… ты представляешь, как это больно?
– Догадываюсь. – Маргарет вытянула руки вверх, наклонилась влево, вправо. Она устала от работы в лаборатории и от недосыпания. Сейчас бы в постель да выпить пару бокалов хорошего красного вина… И желательно в объятиях агента Кларенса Отто.
Маргарет тоскливо вздохнула. Агенту Отто придется подождать другого, более подходящего дня. Сейчас ее серьезно беспокоило совсем другое: что могло заставить человека яростно разрывать ногтями собственное тело?
Компьютерный терминал выдал длинный сигнал о поступлении информации. Эймос подошел и уселся за пульт.
– Странно, – проговорил он. – Весьма странно.
– Ну что там?
– Во-первых, результаты по образцам, взятым из нароста. Эксперты сообщают, что образец почти целиком превратился в жидкость к тому времени, когда они его получили. Хотя они сделали все, что могли. Ткань оказалась злокачественной.
– То есть как – злокачественной? Мы же видели. Это не скопление неконтролируемых клеток. Там просматривалась структура.
– Согласен, однако взгляни на результаты – ткань подобна раковой. Да плюс к тому огромное количество целлюлазы с незначительными следами целлюлозы.
Маргарет на секунду задумалась. Целлюлоза представляет собой первичный материал в растительных клетках, самую обильную форму биомассы на планете. Однако ключевым словом было «растения» – поскольку животные не вырабатывали целлюлозы.
– Целлюлоза не сохранила структуру, – продолжил Эймос. – В течение нескольких часов с момента получения материала она трансформировалась в целлюлазу. Они сделали все, чтобы остановить процесс, в том числе пытались заморозить материал, но не смогли.
– Почти как фермент, который разлагает плоть. Какой-то механизм… саморазрушения.
– Суицидальный рак? А ведь это уже кое-что, Маргарет.
Да, это было кое-что. Некая ниточка, которая, возможно, приведет к успеху, и удастся постичь то, что находилось за пределами понимания современной науки.
15
Жилище одиночки…
К себе домой, в квартиру В-203, он всегда приходил со смешанными чувствами. Это было маленькое и ничем не примечательное жилище в доме стандартной планировки. Уиндивуд представлял собой тип жилого комплекса, где безупречные на вид указатели сбивали с толку; а дома были окружены сетью дорог с такими привлекательными названиями, как Вечнозеленая аллея, Тенистый переулок или Тополиная улица. После одного-двух неправильных поворотов вы оказывались среди однотипных трехэтажных двенадцатиквартирных комплексов.
Его дом находился южнее въезда в жилой комплекс, на противоположной стороне улицы от «Уоштиноу-пати-стор». Довольно удобное расположение. В паре миль был продовольственный магазин Мейджера, и Перри периодически заезжал туда пополнить холодильник продуктами. Все остальное можно купить в «Уоштиноу». В здешней части города квартиры сдаются недорого, да и сам супермаркет отнюдь не из престижных.
Перри зашел в гастрономический отдел, чтобы купить сэндвич с ветчиной и техасской горчицей и упаковку пива «Ньюкасл». Само собой, какая-то девица в отделе громко разговаривала по телефону. В одной руке она держала мобильник, а в другой – тщательно укутанного ребенка. Перри старался не обращать на нее внимания, но голос девушки был слишком звонкий; она на что-то жаловалась не то подруге, не то матери, не обращая внимания на присутствующих. Вопиющее безобразие!
Перри въехал на территорию жилого комплекса и поставил машину под навес на стоянке совсем недалеко от главного входа. Если бы у него все сложилось и он продолжил бы карьеру в Национальной футбольной лиге, давно бы жил в дорогом особняке. Перри никак не мог побороть в себе ощущение, что его нынешняя жизнь – удел неудачника. Он заслуживал много большего. Конечно, и нынешняя квартирка по-своему хороша, но уж больно паршивый район.
Семь лет назад никому бы и в голову не пришло, что он поселится именно в таком месте, а не в роскошном особняке. «Ужасный» Перри Доуси, в то время второкурсник Мичиганского университета, играл на позиции лайнбэкера в паре с Кори Крайпвицем из Огайо. Вскоре Крайпвиц перешел в Чикаго и зарабатывал два миллиона в год, не считая двенадцатимиллионной премии при подписании контракта. Небо и земля по сравнению со скудной зарплатой Перри на должности специалиста технической поддержки.
При всем том Крайпвиц по уровню мастерства не мог и близко сравниться с Перри, и все об этом знали. Перри был просто монстром; такие игроки защиты благодаря яростной самоотдаче неизменно доминируют на поле. Пресса дала ему множество метких прозвищ, в том числе Зверь, Кроманьонец и Клык. Конечно, что касается кличек, то здесь последнее слово было за Крисом Берманом с канала «ESPN»; прозвище Ужасный сразу закрепилось за Перри.
Бог мой, как же один неудачно выставленный блок может все изменить!
Травма колена оказалась крайне неприятной – были разорваны связки, затронута малоберцовая кость и обнаружены несколько трещин в коленной чашечке. Целый год восстановительной хирургии и последующей реабилитации не вернули былой формы. Больше Перри не мог играть на прежнем уровне. Если раньше он остервенело несся через футбольное поле, сметая всех, кто имел неосторожность оказаться у него на пути, то теперь оставалось лишь, прихрамывая, семенить по газону, тщетно гоняясь за бегущими соперниками и принимая удары блокирующих, от которых он теперь не мог увернуться.