Инфицированные
Шрифт:
Чувствительность была ограниченной, треугольники только-только начали мыслить, осознавать самих себя. Они стали понимать слова, а с врастанием в мозг узнавали еще больше и быстрее.
Треугольники пытались остановить хозяина, но их сигналы были слабыми. Им просто не хватало информации для надлежащей взаимосвязи. Однако все менялось; вскоре они станут достаточно сильными, чтобы начать слушать.
36
Просыпайся! Мы хотим есть!
ПРОСЫПАЙСЯ
МЫ ХОТИМ ЕСТЬ
Пробуждение на холодном полу потихоньку превращалось во вредную привычку. Снова раскалывалась голова. На этот раз, впрочем, Перри немедленно связал неважное самочувствие с похмельем.
От электрического освещения на кухне рябило в глазах. Сильно болела нога. В животе урчало. Первой мыслью было, что он ничего не ел в течение трех дней. Из гостиной свет не проникал, поэтому, скорее всего, уже наступил вечер или ночь.
Перри взглянул на израненную ногу. Кровотечение прекратилось. Футболка стала похожа на тряпку болезненно-бурого цвета.
Засохшие черно-бурые пятна крови резко выделялись на ярко-белом линолеуме. Как будто четырехлетний мальчуган вдоволь наигрался в песочнице во время дождя и вернулся домой, не вытерев ноги.
По мере того как свежая рана предпринимала отчаянные попытки к заживлению, ногу пронизывала тупая, пульсирующая боль. Никаких признаков жизни у представителей Большой Шестерки не наблюдалось; в этих местах не ощущалось ни зуда, ни боли. Отсутствие ощущений не доставило Перри особой радости; трудно было понять, почему подонки вдруг затаились и ничем себя не выдают.
– Большая Шестерка? – Его губы искривились в болезненной усмешке. – Не совсем так. Надо вам придумать другое прозвище. Вы больше не Большая Шестерка, а Стартовая Пятерка.
Перри захотелось отыскать вилку, ту самую, которую он использовал, чтобы вытащить одно из маленьких чудовищ из собственного тела. Ему хотелось увидеть, как выглядит синее существо, лишенное связи с его искромсанной ногой, словно детеныш кенгуру, насильно извлеченный из сумки матери-самки.
Нога не только изнывала и дергалась от боли: возникло еще какое-то необычное чувство, которое Перри никак не мог понять. Что мог натворить чертов Треугольник в последние мгновения?
Перри перевернулся на живот и попытался подняться, не перекладывая вес на больную ногу. Ему это удалось, и, выпрямившись, Перри с трудом облокотился о стойку. Потом осмотрел глазами пол в поисках злополучной вилки. Та отлетела к холодильнику. Он осторожно прыгнул на здоровой ноге, удержал равновесие, потом медленно опустился, чтобы подобрать вилку.
– Надеюсь, тебе больно, мерзавец, – тихо проговорил Перри, с опаской осматривая неприятный трофей.
Треугольник выглядел как слоистая черная морская водоросль, обволакивающая вилку в смертельных объятиях. Перри едва мог различить треугольную форму, поскольку теперь это был просто кусок дерьма без каких-либо форм или функций.
Но его сосредоточенное внимание привлекло не туловище. Перри раскрыл рот от удивления и нахлынувшей на него новой волны страха.
Хвост твари был таким же сухим, легким и жестким, как и туловище, а вот кончик представлял собой нечто совсем необычное. На нем виднелись крючковатые костяные выступы, похожие на маленькие когти или зубы. Перри осторожно дотронулся до одного из выступов: тот оказался острым, как нож. Тот самый нож, которым он искромсал собственную ногу. Некоторые когти загибались вовнутрь; на них не было разломов или трещин. Наверное, они помогали удерживать хвост на большеберцовой кости. Однако пять когтей были выгнуты наружу или как-то вверх, в направлении высохшей головы Треугольника.
– Как такими когтями за что-нибудь цепляться? – прошептал Перри. – Что за чертовщина?
Губы скривились в отвращении, когда он, наконец, понял назначение когтей. Выгнутые наружу когти не способны удерживать хвост на месте – они могли лишь резать и рубить, если тварь каким-то образом пытались вытащить из тела человека. Вот почему его нога совершенно истекла кровью – потому что наружу из голени, через собственные живые ткани, он тащил острые, как бритва, когти длиной в четверть дюйма.
Они представляли собой защитный механизм, который должен был причинять Перри боль, если он попытается удалить Треугольник из тела. Теперь Перри знал, что прячется в его теле. Когти служили предупреждением о том, что случится, попытайся он избавиться от других тварей. С ногой еще повезло – если бы один из таких хитроумных когтей резанул артерию, то наверняка погубил бы его.
НЕ ПЫТАЙСЯ ПОВТОРИТЬ
Перри раздумывал, надо ли попробовать еще раз и избавиться от остальных тварей. Однако грубая сила, очевидно, не способ… чтобы…
Перри несколько раз моргнул. Воспаленный мозг отказывался постичь то, что только что произошло.
Он отчетливо расслышал какой-то голос. Неужели он сходит с ума? Мозг заполнили неясные воспоминания о грубой операции, произведенной над собственной ногой, и о голосе, который эхом отдавался в его хмельной голове. Помимо перспективы скорой смерти у него еще и раздвоение личности.
– Я псих. Вот оно что! Я чокнутый. Это единственный ответ на все вопросы.
НЕТ ТЫ НЕ СУМАСШЕДШИЙ
МЫ ТАК НЕ ДУМАЕМ
К горлу подступил комок, в животе снова заурчало.
Итак, голос явно сказал ему: «Мы так не думаем».
Мы.
То есть не что-то одно, а…
Например, Стартовая Пятерка.
Перри на время лишился возможности думать.
– Я сумасшедший, – растерянно шептал Перри.
СУМАСШЕДШИЙ
Голос повторился эхом, и Перри различил его ясно и отчетливо, хотя уши ничего не расслышали. Голос звучал в голове – без вокальных и тоновых оттенков.