Информация
Шрифт:
— Тебя зовет Анджела. — Тринадцатый указал направление согнутым пальцем, что означало: за углом. — В «Черном кресте», — уточнил он.
Марко попятился, когда Лизетта взволнованно переступила с ноги на ногу: Анджела была ее старшей сестрой. Лизетта переложила мешок с покупками из правой руки в левую и потянулась к Марко.
— Тебя не пустят с ребенком в паб. Мы тебя здесь подождем.
Лизетта сурово посмотрела на Тринадцатого.
— Оставь его нам, — сказал Тринадцатый.
— Понимаешь, Джина, получается двусмысленность.
— Так что же?
— И то и другое. В этот раз, если можно, я останусь. А потом перестану.
— Ты все время так говоришь, но приходишь снова. Пожалуйста, перестань и не оставайся. Уходи.
Гвин вздохнул и сказал:
— Ладно. Значит, ты не возражаешь, чтобы я рассказал Ричарду? Представляю, какой это будет для него удар. Как думаешь, ему будет легче или, наоборот, тяжелее, если я скажу, что ты делала это ради денег?
— Я не делала это ради денег. Я делала это, чтобы отомстить.
— Ах да. Бедная Энстис. Я как-то раз ее видел. Просто не верится.
— Странно, что он до сих пор не догадался. Я всегда ему говорила, что пойду на худшее.
— Но он думает, что я тебе не нравлюсь.
— Так и есть.
Гвин отвернулся. И все-таки у него вырвалось:
— Ох уж эти женщины!
Он снова вздохнул. Потом достал бумажник и вытащил четыре крупные банкноты.
— Так или иначе, без денег не обошлось. Мне нравится представлять себя покровителем Ричарда. Который помогал его семье выжить, пока тот заканчивал свой последний и, как уверяют некоторые, свой самый великий роман. Как он, кстати, назывался?
— Довольно. Прекрати. Хватит.
— Но ты почему задерживаешься? Я хочу сказать, остаешься. Должен сказать, в последние дни его присутствие для меня… просто омерзительно. Ну конечно, у вас ведь любовь, разве нет? Море страсти. Почему бы тебе просто не вышвырнуть его? Он уйдет.
Да, он уйдет. Возьмет и пойдет в телефонную будку… Он уйдет тихо. Кстати, о Ричарде. Джина чувствовала все бушующее в нем насилие, вербальное насилие. Но он никогда не выплеснул бы его на нее. И она это знала.
— Ну, последний раз, — сказал Гвин. — «Красавица и чудовище».
Естественно, львиную долю внимания Марко притягивало происходящее на уровне его глаз. Например, пещерный полумрак под лотками, куда могло закатиться яблоко или репка: между сточным желобом и краем тени. Потаенный блеск там, куда он легко мог проникнуть, просто чуть пригнувшись, туда, где лучше быть маленьким, чем большим и высоким.
Марко оглянулся. Он покрутился на месте и посмотрел вокруг. Тринадцатый исчез. И тут же в ушах Марко стало что-то мурлыкать. Он поворачивался и поворачивался, стараясь различить знакомое лицо среди качелей и каруселей, костюмированных мошенников и лицедеев в платьях из тафты — королей, дам и валетов.
На перекрестке стоял автобус. За этим автобусом отец Марко со своим другом прошел по Уэстбурн-парк-роуд в сторону Лэдброук-Гроув.
— Я слышал про одного романиста, — говорил Ричард, — который вел курс писательского мастерства в Брикстонской тюрьме. Потом он куда-то уехал на полгода, а когда вернулся, то оказалось, что его ученики написали каждый по роману. Или, точнее, переписали каждый по роману. Но для плагиата в тюремной библиотеке было всего романов пять. Так что получилось три «Жестоких моря». [19]
19
Выпущенный в 1951 г. роман Николаса Монсаррата о военных моряках.
Рори нахмурился. Они пошли дальше.
— Боже. Мне надо забрать пылесос из ремонта. Ты не возражаешь? Он уже несколько недель у них валяется, и дома у меня уже просто кошмар творится.
Небо было заложено непогодой на три дня. Слой пониже — это на сегодня. Над ним — на завтра. А еще выше — на послезавтра.
— «Красавица и чудовище», — сказала Джина. — И все. И никогда больше.
— Забавно, что женщинам так кажется менее интимно. Когда они берут в рот. А вот мне всегда казалось, что так куда интимнее.
— Но только дети от этого не рождаются. Почему бы вам с Деми не завести ребеночка? Это было бы очень кстати. Она бы сразу заткнулась.
— Вот только ребенок бы не заткнулся.
— Ну, тогда, возможно, ты бы заткнулся. Тебе нужны перемены.
— Наверное, придется, хочется мне того или нет. С тех пор как ее папаша сыграл в ящик, Деми сильно изменилась. Хочет вышвырнуть Памелу. Поговаривает о том, чтобы и меня вышвырнуть. Правда, она очень изменилась. Сними, по крайней мере, халат.
— А теперь пошевеливайся. Не хочу, чтобы вы столкнулись с Лизеттой на лестнице.
Гвин встал, снял пиджак и сказал, не вполне искренне, что постарается управиться побыстрее.
Из-за лотков вышел человек, и Марко мгновенно отверг его как не имеющего абсолютно никакого отношения к его, Марко, миру. Но тут мир Марко стал падать, рушиться, проваливаясь сквозь искривленные небеса. В ушах у Марко раздался треск рушащегося мира.
Человеческое лицо и фигура настойчиво двигались Марко навстречу.
— Марко. Я — Стив, помнишь? Я знакомый твоего папы.
Незнакомая рука протянулась к мальчику. Марко ее не взял. Но продолжал стоять на месте, униженно опустив голову. Марко был современным ребенком, и он знал, что мир состоит из вещей близких, личных — и внешних катастроф. На него словно упала тень беспокойного, тревожного света. Грозового света, летнего грома.
— Мариус ждет нас за углом. Я хочу рассказать тебе сказку. Пойдем. У меня в фургоне есть котята.
И к Марко снова протянулась рука. И снова Марко ее не взял. Они пошли. Чтобы не отставать от своего провожатого, Марко не трусил следом, а шел и бежал, а потом снова шел и снова бежал.