Информаторы
Шрифт:
Они молча выкурили еще по одной сигарете, потом Семен резко поднялся.
— Вот что, земеля, я тебе скажу! Думай как знаешь, но выкручиваться тебе одному! Вряд ли кто за тебя впряжется при таком раскладе! И я не впрягусь, ты уж не обижайся, паря!
Не глядя на горько усмехнувшегося парня, Семен ушел. Гришка посидел немного и отправился за ним следом. Он не обижался на бригадира. Понимал, что у каждого своя дорога, а здесь — в особенности. А с Гришкой связываться — это же все равно, что приговор себе самолично смертный подписать!
Закрапал
«Двум смертям не бывать!..» — неожиданно вспомнил он и чуть улыбнулся. Рука в кармане крепче сжала заточку.
Столкновение произошло все же неожиданно и едва не закончилось для Парфена трагически. Подловили его в сушилке.
— Ну что, падла, все, откашлялся? — услышал он позади себя голос и резко обернулся. Сердце захолонуло — на него пер Самосвал, а Калган, как всегда глумливо лыбясь, подпирал дверь.
— Лучше не подходи! — спокойным, но полным решимости голосом угрюмо произнес Гришка.
— Подойду, падла, да еще как подойду! — Самосвал надвигался на парня неотвратимой громадой.
Гришка выдернул заточку и молнией метнулся на врага. Старался садануть наверняка, но Самосвал шатнулся чуток, и удар пришелся все же вскользь. Тут же раздался рев: «Падла, он же меня зацепил!», и в следующий миг так садануло в скулу, что Парфен полетел кубарем в угол. Парень пытался встать, когда боковым зрением увидел движение и… калгановский ботинок впечатался ему в голову. Полыхнуло замысловатое сплетение молний на темном фоне — и сознание окутал мрак.
Окружающий мир вплыл в реальность каким-то белым размытым пятном. Затем оно начало сереть посередине и принимать очертания человеческой фигуры. Эта самая фигура чего-то говорила, но обращалась вроде не к нему. Гришка понял, что лежит на спине. Еще он понял, что пока жив. Где он и что с ним, Парфен и не пытался осознать. Жив — и то уже хорошо!
— Он жив? — вплыл в его сознание чей-то требовательный голос.
— Как видите, — ответил другой, почему-то очень недовольный.
— И когда с ним разговаривать можно будет?
— Суток через двое. Никак не раньше.
— Хорошо.
После этого голоса пропали и осталась только белая пустота. Затем и она ушла из сознания. Иногда появлялись какие-то картинки, в основном из прошлого, порой связанные какими-то конкретными событиями или образами, порой — какое-то хаотичное нагромождение нелепой череды отрывков. Иногда в сознании крутились просто обрывки калейдоскопов, цветных фейерверков — чего-то такого яркого. Сколько так продолжалось, понять он не мог.
В реальный мир вернулся после того, как его осторожно кто-то тронул за плечо. Парфен понял, что очнулся, и попытался открыть глаза. Удалось открыть только один — второе веко не желало разлепляться ни в какую. Да и правый глаз открылся только наполовину. Сквозь пелену он опять увидел человеческий силуэт, который приобрел на сей раз реальные очертания.
Это была Татьяна.
Она плакала — это он понял сразу. За ней стоял еще один человек. Вот его лицо приблизилось… Ага, Тарасов, собственной персоной! Ну как же без него!
— Он транспортабельный? Что вообще с ним приключилось?
Гришка закрыл глаз. Смотреть единственным оком было тяжело. В голове от напряжения запульсировало болью, и парень постарался расслабиться.
— Перевозить пока нежелательно.
— Нежелательно или невозможно? — послышался вновь требовательный голос московского следователя.
— Да возможно-то все что угодно. Что же человека-то не угробить! — голос откровенно злой, неприязненный.
— Я вас как врача спрашиваю!
— А я вам как врач и говорю: везти можно, но вы рискуете вызвать осложнение! У пострадавшего сильнейшее сотрясение мозга! Как он вообще жив остался, я удивляюсь!
— Как это произошло?
— Откуда ж я знаю? Наверное, как обычно: чего-то не поделили! Парню повезло, что в это время режимник с двумя вохровцами шел и услышал какие-то крики, доносившиеся из сушилки. Если бы не они — хана парню!
— А из-за чего они подрались, не знаете?
— Понятия не имею! Это вы лучше у того же старшего лейтенанта спросите. Он потом двух других участников драки допрашивал!
— Ясно.
Гришка узнал и второй голос — он принадлежал врачу их тюремной больнички. Больше вопросов не последовало, и вскоре Парфен услышал, как хлопнула дверь. Потом он заснул.
Когда Гришка проснулся, в палате он был не один.
— Выйдите, пожалуйста, — приказал Тарасов врачу. Тот неохотно, но подчинился.
«Интересное кино — что это он тут командует?!» — ленивой осенней мухой проползла в Гришкиной голове мысль.
— Отделали тебя за Улыбку или за бригаду? — сразу же приступил к делу Тарасов. — Подожди, сам угадаю: и за то, и за другое?! Если выжить хочешь, подай знак! — помолчав немного, решительно произнес капитан.
Парфен поспешно прикрыл единственный «живой» глаз.
Глава 3
У берега озера лежала тонкая кромка наледи. Некоторое время Парфен стоял, подставив лицо колючему ноябрьскому ветру. Вчера выпал первый снег и к обеду растаял. С утра небо чернело с севера, грозясь повторить вчерашнее наступление зимы на природу.
Гришка хотел дождаться, пока с неба пойдут белые хлопья. Еще с детства он обожал момент, когда на лицо падают холодные снежинки и быстро тают. Природа вокруг замерла, словно ожидая этого события. За небольшим озерцом лиственный лес торчал в небо темными, голыми уже вершинами деревьев. Григорий скорее почувствовал, чем услышал приближение другого человека.