Инга Артамонова. Смерть на взлете. Яркая жизнь и трагическая гибель четырехкратной чемпионки мира

Артамонов Владимир Иванович

Инге тогда было лет тринадцать, и это давало ей право отправляться в «путешествие» хоть на край Москвы. Ну а поскольку существовал такой надежный вожатый, я, естественно, был отпущен вместе с сестрой.

Организованной продажи елок в столь поздний час, да к тому же накануне Нового года, вполне понятно, уже не было, и мы отправились на Курский вокзал. Купля-продажа на перроне происходила, как говорится, не глядя: елка была завязана, и нам оставалось только отдать двадцать пять рублей (по старому курсу) и идти восвояси. Покупку сделали – обрадовались, но решили для успокоения все-таки

развязать и посмотреть, что купили. Каково же было наше разочарование, когда мы увидели, что елка однобокая. Подсунули! Поначалу оба расстроились, но потом нашли мудрое решение: и эту елку оставить, авось пригодится, и постараться купить новую (деньги для этого еще были).

На новую елку ушло все, вплоть до последней копейки, зато и елка была хороша. Но очень велика. Ни в один автобус с такой махиной, конечно, не пустили бы. Да и деньгам пришел конец. Оставался единственный вариант – пешком. Инга, как старшая сестра, приказала мне взять маленькую елку, совсем не тяжелую, а сама взвалила на плечо ту громадную.

Пот с Инги катил градом, а она шла и не останавливалась. Мне было больно смотреть, и я, чувствуя себя все-таки мужчиной, украдкой старался ей помочь, подставляя свою свободную ручонку под конец тяжелой елки. Но она замечала это и одергивала меня:

– Ты маленький еще и можешь надорваться.

А сама все шла и шла. Не жаловалась на усталость, не отдыхала и краем глаза следила, не помогаю ли я ей.

Мама, когда мы пришли, не могла поверить, что это «бревно», как она выразилась, могла принести с Курского вокзала на Петровку ее Инга.

Инга во все времена, особенно когда жилось материально трудно, старалась хоть чем-то помочь семье. В один из зимних пасмурных дней она предложила:

– Мама, у нас в школе продают бублики по шесть копеек за штуку. Ты знаешь, некоторые не покупают, и, если ты мне дашь тридцать копеек, я смогу купить целых пять штук.

Несмотря на сильное желание съесть их все, Инга приносила каждый раз эти бублики в полной сохранности.

С детства ей очень хотелось заниматься музыкой. Но средств на покупку пианино (она мечтала о нем) в нашей семье не было. Тогда Инга выдвигала ящик нашего старого комода, садилась на стул, ударяла по воображаемым клавишам и начинала петь.

Позже мама купила патефон. Теперь можно было подпевать артисту. Особенно хорошо у Инги получались песни, исполняемые популярной в то время певицей Розой Баглановой.

Вместе с Ингой мы нередко выступали в нашем домашнем театре. Постоянные зрители – мама и бабушка. Инга, как старшая, исполняла еще роль балерины. «Артистам» приготовиться к спектаклю не составляло большого труда. Наряжались посмешнее, подкрашивали брови, а я еще и усы. Я старался придать нужную выразительность своему голосу, когда произносил: «Выступает артистка Советского Союза, цыганская плясунья Инга Артамонова». Аплодисменты, смех. Выходила «цыганка» в длинном красном халате, с распущенными волосами, подхваченными ленточкой, в маминых сережках, и начинала плясать, то извиваясь, то приседая, то делая по-восточному головой вправо-влево, вперед-назад.

С третьего или четвертого класса Инга стала участвовать в хореографическом и одновременно

драматическом кружках. Но оценки стала приносить домой не совсем те, которым рады родители. Мама пошла в школу: что же, товарищи руководители кружков, не много ли вы ее нагружаете, учиться-то она стала плохо! Взмолились тогда руководители:

– Ради бога, не забирайте ее у нас. Если только Ингу возьмете, у нас сразу все развалится. В хоре нашем некому будет запевать. А в учебе она обязательно подтянется.

Мама махнула рукой: как знаете, вам видней.

Врывается как-то Инга домой, счастливая, и говорит:

– Мамочка, приходи обязательно меня посмотреть, я буду песенку петь, мы там все будем петь.

Мама собралась и пошла на «премьеру» своей дочери в Дом культуры «Красный пролетарий». Уж так мало приходилось ей смотреть на своих детей – работала она от зари до зари, а тут такая радость: выступление дочери на сцене!

Мама пришла в клуб, когда все уже было готово к началу концерта: занавес открыт и на сцене расположился хор. Увидела мама и Ингу, она стояла выше всех и звонко, с большим чувством пела: «Широка страна моя родная…»

Зал был набит битком и притих, слушая мелодию, а мама, сев где-то в глубине зала, услышала тихую, восхищенную реплику одной женщины:

– Ах, какая девочка, как она поет, ну просто прелесть!

А тем временем Инга, исполняя песню, все время глазами искала маму. Пропет был уже куплет, а мама все не находилась. И вдруг Инга увидела ее. Как же она с самого начала-то ее не смогла отыскать, ведь взглядом пробегала по ней несколько раз. Она так обрадовалась этому, так вся засияла, что о песне совсем забыла и на мгновение прекратила петь, потому что, наверное, у нее от радости вылетели из головы все слова. Но эта заминка продолжалась какой-то миг, собравшись, Инга продолжала выступление.

В драматическом кружке она играла самые главные роли. А на Новый год – непременно Деда Мороза. Мама ей тогда сшила пальто, а Инга его превратила в дедморозовскую шубу, для чего навешала на него много ваты. Еще сшила себе сапоги и стала настоящим Дедом Морозом на школьном новогоднем вечере. А потом, уже у себя во дворе, нарядив ребят – кого в волка, кого в Снегурочку, – пошла по квартирам нашего дома поздравлять всех с Новым годом. Жильцы нашего дома на другой день, встречая нашу маму, делились с ней:

– Ты знаешь, Ань, я сначала Ингу-то твою и не узнала, когда открыла ей дверь, и голос ведь сумеет так подделать, вот чертенок, ха-ха…

А однажды Инга решила стать балериной. Тут уж ее отговаривать вряд ли имело смысл: решительности ее хватило бы на нескольких человек.

Взяла она у мамы метров пятнадцать марли и сшила себе платье, как у балерин в «Лебедином озере». Да на это дело сагитировала соседку Риту. И вот вдвоем они, одетые в марлевые платья, одна маленькая-премаленькая, а вторая большая-пребольшая, торжественно шли по Петровке, совершенно не обращая внимания на улыбки прохожих, строго держа курс в хореографическое училище при Большом театре. Они считали, что, появившись там в подобных нарядах, они сразу всех удивят, всем сразу станет ясно, что это же настоящие балерины.