Инга Артамонова. Смерть на взлете. Яркая жизнь и трагическая гибель четырехкратной чемпионки мира
Шрифт:
Там и вправду обратили внимание. Придя домой, Инга сообщила маме, что ее приняли в училище и что маме нужно со своим паспортом явиться в училище, чтобы оформить ее, Ингу, как говорится, документально.
Но мама начала ее отговаривать, убеждая, что в балете Инге будет очень трудно из-за ее высокого роста, да и кавалера вряд ли такого большого ей там смогут подобрать, а если даже и подберут, то он все равно ее не поднимет.
Было у Инги такое качество: если она что-то задумала, то принималась за дело немедленно, сию же минуту. При этом, правда, ошибалась в чем-то, но
Нередко на лето бабушка брала нас с собой в Павловский Посад. Там жили две ее сестры. Одна близко от станции, а вторая, тетя Варя, – у самого леса, хуторком называли односельчане ее дом. Местность – залюбуешься: просторно, зелено и трава – в рост человека. Едет Инга в поезде (бабушка сидит рядом), и видятся ей уже эти красоты деревенской жизни. Тут подсела к бабушке какая-то цыганка.
– Слушай, давай погадаю, – обращается она к ней.
– Нечего мне гадать, я без тебя все уже знаю, – напрямик, как всегда, отвечала бабушка, зная, что для цыганки это повод заработать.
– Я правду тебе скажу, самую верную, – убеждала спокойно цыганка. – Ну не хочешь про себя узнать, давай я твоей внучке погадаю.
– Гадай ты или не гадай, – успокаиваясь, ответила бабушка, – только денег у меня все равно нет.
Цыганка взяла Ингину смуглую руку, погладила ее, посмотрела ей в лицо; оно было спокойным и безмятежным, глаза излучали тепло и голубой свет. Цыганка зачарованно смотрела на девочку, словно чему-то не верила.
– Ба-ба-ба, – тихо лепетала она, – счастливая у тебя внучка. Ей в жизни придет много почестей, блеска и золота. Она у тебя будет очень знаменитая…
– Э-эх, – горько-насмешливо вздохнула бабушка, – золота-то нет, а прорех хватает.
Цыганка, как бы поверяя свои мысли, опять взглянула на девочку, и едва заметная улыбка пробежала по лицу пожилой женщины.
– Я знаю, что говорю. У этой девочки будет много славы, по глазам видно.
Впрочем, что Инге за дело до цыганки? Золото, золото… Откуда оно может взяться? Бабушка права.
А может, ей суждено найти какой-нибудь клад? Как обрадовались бы мама и бабушка… Нередко она слышала истории о таинственных сундуках с бриллиантами, золотыми коронами… Только вот неясно, кем же ей нужно будет стать, чтобы найти предписанное судьбой золото. А-а! Она станет геологом и найдет такое месторождение золота, которого хватит ее стране на долгие времена.
Наследственная ветвь
Меня часто спрашивают: «Что вы считаете, Инга, главным в себе?»
Наша мама вышла замуж в тридцать пятом году. Тогда же она и переехала жить из Павловского Посада в Москву, на Петровку, 26, в квартиру 44, где Артамоновы занимали две большие проходные комнаты.
Она не видела раньше таких длинных домов, как на Петровке, 26. В сущности, он соединяет две улицы – Петровку и Неглинную. Дом в старое время был отведен под гостиницы, прачечную и прочее. Во дворе сохранились еще винные погреба, соединявшиеся с домом
– Вот здесь мы и будем жить, – сказал ей наш будущий отец, входя вместе с женой в комнату.
На молодых все обращали внимание. Мама была смуглой и кудрявой, с живыми карими глазами. Отец – светловолосый, голубоглазый, с широкими плечами и большими рабочими руками. В ее глазах сверкал боевой огонек. Его облик был озарен мягким, спокойным светом.
В ней била ключом энергия молодости и чувствовалась целеустремленность волевого человека, способного преодолеть любые трудности на своем пути. У него был добрый нрав, который располагает всегда к простоте и искренности отношений.
Отец и живший там же дед (отец нашего отца – Михаил) были похожи как две капли воды. Только у более пожилого глаза, окруженные морщинками, всегда улыбались. Оба они были одинаково хорошими мастерами. Починить часы, отциклевать полы, отремонтировать любой бытовой прибор, даже тот, который впервые им попадался, «сработать» красивую, изящную мебель, которую в магазине не всегда купишь, им ничего не стоило.
– Подожди, дочка, – говорил нашей маме дед с видом человека, который задумал сделать какое-то невиданное доселе добро, но специально не говорит какое, чтобы потом больше обрадовать, – вот родишь, я тебе такой подарок преподнесу, секрет пока…
Но больше всего он преуспел в своей основной профессии – кондитера. Выполненную им работу можно было назвать искусством, которое, хотя и жило непродолжительное время, доставляло радость – и ему, как мастеру, и тому, кто это искусство мог наблюдать и, главное, попробовать на вкус.
В Москву дед приехал еще в двадцать втором году из Николаева. Нужно было присмотреть жилье и работу. Как только этот вопрос был решен, вызвал к себе жену Прасковью с тремя детьми.
Вскоре с дедом случилось несчастье: он обгорел на пожаре. Его доставили в больницу Склифосовского в тяжелейшем состоянии. Врачи сказали: «Дня через два умрет», но дед прожил еще тринадцать суток.
Он так и не дождался рождения своей первой внучки, так и не подарил Анне своего «секретного» подарка. Врачи удивлялись, что при таком тяжелом ожоге человек прожил почти полмесяца. У деда было очень крепкое сердце. Это признали и врачи.
Таким же здоровым было и сердце у нашего отца. Врачи, осматривая его, состоявшего на учете в туберкулезном диспансере, на вопрос нашей мамы, не опасно ли, что у мужа обнаружили в легком каверну, пошутили: «Ваш муж может без обоих легких жить, у него сердце могучее».
От плохого, вероятно, питания наш отец и его сестра Леля еще в детстве заболели туберкулезом. Сильный организм отца справлялся с этой страшной болезнью, поэтому болезнь не прогрессировала, у Лели же часты были обострения. Родив Светлану, Леля через два года умерла – двадцатисемилетней.
Прасковья Игнатьевна, мать нашего отца, несмотря на различные превратности судьбы, пережила многих и скончалась в возрасте почти девяноста лет. Она всю жизнь много работала, была исключительно вынослива, с ней не могли в этом соперничать не только люди ее возраста, но и гораздо более молодые.