Инго и Инграбан
Шрифт:
Мы обрадовались больше, чем могу выразить, потому что поняли значение имени Ирмфрид. Король Гундамар хотел удержать нас, но я попросил у него соизволения возвратиться домой, не сказав ему, однако, что родина твоих юношей там, где тело их повелителя бросает тень свою.
– Бедные юноши, – мрачно сказал Инго, – умалилась тень, и не покрывает она следов ног ваших!
– Взойдет для тебя новое солнце, – утешал его старик, – и отбросит тень твою по обширной стране. Но теперь следует подыскать для твоих утомленных воинов убежище против зимних непогод. А как разбухнут древесные почки, мы отправимся с тобой в новые ратные походы, но скажи мне, король, могут ли укрыть нас зимой кровли, которые
– Если бы на это было милостивое соизволение богов! – важно ответил Инго. – Более чем думал, нашел я здесь счастья, но менее безопасности, чем надеялся.
Ворота господского дома были широко распахнуты, а хозяин принял гостей и провел их в покой, где им устроили приветственный стол, и вместе с княжескими ратниками вандалы разместились по скамьям.
На следующее утро уже слышался прилежный стук молотков: из кучи балок и стропил, высоко нагроможденных на дворе, подле дома Инго срубили спальный покой для его соотечественников, а заодно и загон для коней. За несколько дней возвели постройку, потому что велико было число помогающих рук. Пришедшие соседи приветствовали чужеземцев, оглядывали крепкие арканы свободных коней, покупали, выменивали, а за добытых на войне коней расплачивались обещанием зимой кормить оставшихся у вандалов животных. Вокруг тихого господского дома царило теперь веселое оживление и суматоха; рослые вандалы бродили в своих воинских доспехах между домов, возлегали подле княжеских ратников на ступеньках чертога, весело хохотали или охотно пускались в рассказы, по обычаю их племени; ходили с дворовыми в лес и желанными гостями посещали окрестные деревни.
Но через несколько недель хозяева двора стали замечать, что трудно соблюсти мир между их ратниками и гостями, потому что молодые были вспыльчивы и скоры на гнев, а старики ревниво оберегали честь своих господ. И вот вандал Радгайс и Агино, буйный парень из дворовых, повздорили из-за того, что вандал подарил пряжку одной деревенской улыбнувшейся ему девушке. Агино рассердился и язвительно сказал: «Мы полагали, что скудна казна господина твоего, но теперь видим, что в кошельках у вас водится добро». Вандал не остался в долгу: «Кто в боях подвергает опасности свою жизнь, тому попадает серебро в карманы; но кто, подобно тебе, молотит на гумне, у того на руках вырастают мозоли и больше ничего».
Слова эти были услышаны дворовыми, и когда на следующий день Бертар пришел с воинами в амбар за овсом для коней, то Гильдебранд; бывший ключником по хозяйству, отказал в выдаче намолоченного овса, заявив:
– Если вы насмехаетесь над мозолистыми руками наших парней, то можете сами вымолачивать снопы собственными ногами или ногами ваших коней, как вам угодно; но мои товарищи не хотят работать на вас, потому что грубы речи ваши. Берите овес в снопах, а не в мешках.
Но Бертар ласково ответил:
– Не хорошо со стороны моих товарищей презирать обычаи хозяев. Но ты человек опытный и знаешь, что различны обычаи на земле. В ином месте застольники господские сваливают снопы, косят и раскидывают сено, выезжают на поля с бороной, но позорно для них держать цеп или ручку плуга. Поэтому будь снисходителен к моему товарищу, если ему, человеку чужому, странен кажется ваш обычай.
Однако Гильдебранд грубо возразил:
– Кто ест наш хлеб, тот должен подчиняться нашим обычаям; бери снопы, потому что с этого дня только их и станешь получать.
И вандалы, взвалив на себя снопы, отправились в конюшни, после чего Бертар грозно приказал:
– Валите снопы и режьте, доколе не измочалится железо!
Со времени неразумных речей Радгайса между ратниками возникала не одна ссора, но обе стороны старались скрывать это от господ. В воинских забавах они сначала стояли в одних
– Почему гости стоят отдельно на своих конях; мы бы с удовольствием посмотрели, кто заслуживает большую похвалу.
Теодульф ответил:
– Они сами не хотят состязаться: слишком уж сильно стучат по их щитам палки турингов.
Тогда, подъехав к Бертару, князь сказал:
– Сомкни, витязь, твои ряды с рядами моего народа.
Но и старик ответил:
– Ради спокойствия только я держу наших ратников отдельно, чтобы неосторожно брошенная в пылу битвы палка не возбудила ссоры.
И князь молча должен быть смотреть на раздельную езду и слушать, как его ратники презрительно посмеивались, когда чужеземцы бросали свои палицы. Неожиданно какой-то дерзкий парень-туринг выкрикнул тяжкое бранное слово: «собакобои». И тогда, когда дворовые прыгали при метании камней, и одному из них не удался прыжок, вандалы, искривив свои лица, прожужжали насмешливое словцо, придуманное ими по тому поводу, что туринги за столом предпочитали многому другому круглые катышки из пшеничного теста.
Вслед за воинскими упражнениями началась пляска, и стало заметно, что дворовые девушки тянулись только к своим землякам, а поскольку гостям не удавалось пригласить девушку, им оставалось только смотреть. Недовольный этим, князь закричал вандалам:
– Почему вы брезгуете дворовой прислугой?
Бертар снова ответил:
– Дворовые девушки жалуются, что нашими прыжками мы калечим им ноги.
И тут вперед выступила смелая Фрида. Она поклонилась старику и сказала:
– Мне мало нужды, что я кому-то не понравлюсь, взяв руку чужеземца: я знаю при дворе кое-кого, кто грозит девушкам расправой, если они станут плясать с гостями. Если тебе угодно, витязь Бертар, и если ты не считаешь меня недостойной, то веди меня на танец.
Бертар рассмеялся, а за ним и господа; старик схватил руку девушки, пустился в пляс, словно юноша, и закружил с ней по мураве, так что, глядя на него, все одобрительно закивали головами. Чужеземцы хорошо видели нерасположение к ним княгини, она даже с Бертаром не разговаривала, хотя он происходил из знатного рода. Однако и княгиня нашла повод для жалоб, так как два вандала, братья Алебранд и Вальбранд, перебросились с двумя девушками княгини резкими словами, а потом, подкараулив их вечерком, поцеловали их и поизмяли им одежду. Подойдя на дворе к Инго, княгиня стала громко жаловаться на своеволие его ратников, поэтому Инго, глубоко оскорбленный и жестокими словами княгини, и проступком своих людей, вынужден был держать суд над виновными. И хотя при расследовании выяснилось, что в этой истории было больше обоюдной заносчивости, чем проступка, однако он сурово корил братьев и, в явное посрамление, посадил их на нижний конец своей скамьи. С того дня преступники были очень печальны, но даже этот случай не изменил отношения княгини к чужеземцам.
И вот однажды, возвратившись в свои покои от княжеского очага раньше обыкновенного, Инго услышал в новой пристройке резкий треск жерновов и, изумленный, спросил у Бертара:
– Неужто девушки вертят жернова в спальном покое ратников?
Старик вынужден был признаться:
– Если сам спрашиваешь, так знай: не служанки вертят жернова, а твои юноши. Теперь, если хотят они поесть хлеба, то должны исполнять бесславную работу подневольных жен; служанки отказываются молоть для нас муку, и хозяйка это приветствует. Тяжка такая работа для рук королевских витязей, и мы охотно утаили бы от тебя то, что не делает чести твоему гостеприимцу.