Инго и Инграбан
Шрифт:
Взяв сумку, Ирмгарда обронила на нее свои слезы.
– Чужим был ты у очага отцов моих, но ты пребудешь навсегда моим гостем, Инго, и люб ты сердцу моему. Я сохраню данное тобой и буду молить богов, властителей судеб, чтобы залог этот и меня сделал участницей твоей судьбины. Родись я мальчиком, как того желали родители, последовала бы я за тобой по стезе твоей. Но одинокой, с сомкнутыми устами останусь я в нерадостном доме, о тебе думая, – о тебе, которого видят только ястребы, свирепые птицы, когда реют они между небом и грешной землей. Не зная отдыха, скитаешься ты, благородный человек, среди чужих стен, под ветром веющим и падающим инеем.
– Не кручинься, милая, – взмолился Инго. – Не боюсь я, что недругам удастся погубить меня. Пусть вихрится снег, но радостно сердце мое, что
– Отец гневается, мать ненавидит, а дочь любит – есть ли на свете большая мука? – скорбела Ирмгарда.
Инго нежно обнял ее:
– Затаи свою любовь, как дерево таит свою силу в земле по миновании лета. Теперь вокруг нас бушует лютая сила зимы, белым саваном укрыта земля, но и ты, милая, молча неси ледяное бремя. А когда набухнут почки и молодая зелень покажется из земли, взгляни тогда на вешнее солнце: не услышишь ли пение диких лебедей, реющих в небе?
– Затаю и вынесу! – торжественно сказала Ирмгарда. – Но и ты запомни: когда вокруг твоей головы будет бушевать буря, знай, что скорблю я и взываю тебе, когда же красное солнце улыбнется тебе с небес – плачу по тебе!
Она оторвала от своего платья ленту и обвила ею его руку.
– Вот так связала я тебя с собой, и знай, Инго, что ты мой, а я твоя.
И обхватив руками его шею, она крепко прижала его к себе. В стороне послышался резкий крик хищной птицы.
– Сторож напоминает, что нам пора расставаться, – огорченно сказал Инго. – Благослови меня, Ирмгарда, чтобы счастлив был путь мой.
Он склонил голову, а Ирмгарда, держа над ним руки, шевелила пальцами и шептала молитву. В нечеловеческой скорби Инго еще раз обнял ее и умчался в сосновый лес. И снова Ирмгарда стояла одинокая среди скал и деревьев, а вокруг нее кружился снег.
Поздним утром вандалы выехали со двора Ротари и с ними окрепший духом Инго; но он молчал, потому что мысли его стремились назад, к девушке в княжеском дворе. В полдень прибыли они в деревню, известную под названием «Свободная топь», где находился двор Беро. Весело освещало солнце белый покров земли, вершины ив сверкали инеем. Мост, перекинутый через деревенский ров, был украшен зелеными сосновыми ветками, у избы сторожа стояли землепашцы в нарядной одежде, а перед ними Беро и шесть его сыновей, крепкие парни со статными фигурами и громадными ручищами. Беро приветственно воскликнул:
– Так как мы живем последними на твоем пути, то хотим обогреть вас под нашими камышовыми кровлями, прежде чем вступите вы на чужбину.
Всадники весело соскочили с коней и вошли в деревню, окруженные землепашцами.
– Угощением гостей мы поделимся, – продолжал Беро, – чтобы каждый мог почтить их, а если молодым людям угодно, то, отобедав с нашими парнями, они могут поплясать с девушками в просторной избе или на подметенном гумне, как у нас принято.
Он взял под уздцы коня Инго и ввел благородных гостей в распахнутые ворота. Пока его сыновья привязывали коней и засыпали им овес, гости подошли к дому, на пороге которого их ждала мать Фриды. Она подала им загоревшую от солнца руку. В сенях, на глиняном полу стоял стол и деревянные стулья, в глубине дома с возвышенных подмостков на вошедших таращились голубоглазые, с белыми как лен волосами ребятишки, – и когда гости улыбались им, дети смущенно прятали головки за перилами.
– Проси обедать, – сказал Беро жене, – да подавай на стол все лучшее, что есть в печи, потому что гости привыкли к господской пище.
Инго пригласил было хозяйку сесть возле себя, но на отказалась и сама стала подавать кушанья.
– По-моему, это хороший обычай, – пояснил Беро, потому что глаз хозяйки лучше всего видит, чего не достает гостю; да и хозяину бывает в тягость, когда прислуга подслушивает хозяйские разговоры.
Много яств подавала хозяйка, без конца приносила она разные блюда и всякого просила отведать. Наконец хозяин увел короля и Бертара в свою комнату; втроем сели они за маленький стол, и Беро подал сосуды с хмельным медом, черным и густым от многолетней выдержки.
– Напиток сварен еще моей матерью, когда она только пришла в этот двор, – сказал он.
Он поднял свою
– Старики наши говорят, будто некий бог, странствуя по саду земли, создал однажды людей благородных, вольных хлебопашцев и работников. И каждой породе дал он особые дары; вам – благородным – предводительство народом на войне, нам – летом и зимой господство на полях; работникам – тяжкий труд с согбенной спиной. Но благородный и вольный не могут обойтись друг без друга. Вам, витязям, не добыть себе славы, если мы не пойдем за вами на поле брани, а нам не пахать спокойно, если вы не защитите нас от враждебных соседей оружием и советом. На войне достается вам лучшая доля славы, потому что редко певцы воспевают воинские подвиги хлебопашцев, но тревожна жизнь ваша и непостоянно принимаются роды. Мы же, напротив, крепко сидим на пашнях, и если, бывает, убьют хозяина и сожгут его двор, то сыновья идут стопами отца и снова начинают строить и пахать.
Довольные добрым словом, гости одобрительно кивнули.
– Несколько недель наблюдая вас, витязи, узнал и прослышал, что мыслите вы правдиво и живете честно. Полагаю поэтому, что можем мы быть полезными друг другу. Не возлагайте ровно никаких надежд на дворян, – иные из них и сами себе порадеть не могут – и ничего не ждите от короля, потому что ко всякому, кто не служит ему, питает он подозрение и зависть. Попытайте поэтому счастья у хлебопашцев. Когда я привел тебя с юга, витязь Бертар, то тогда уже я вскользь высказал мою тайну, как вообще высказываются перед чужими, но сегодня я целиком откроюсь перед вами. Со времен дедов я вожу хлеб-соль со свободными людьми на Идисбах. Живут там честные земледельцы, а имя им марвинги. Они в кровном родстве с турингами, но давно уже поселились они маленьким племенем в долинах, на ручье Идисы, высокой жены судеб. Много лет назад лишились они своего княжеского рода и лучших воинов, которые сначала стали враждовать со своим народом, а затем отправились за славой и добычей на запад, к франкам. С того времени оставшихся теснят наши поселенцы с той стороны гор, а с юга, с Майна – бургунды. Невыносим им двойной гнет, и часть марвингов собирается тайно, как только деревья выбросят зеленые побеги, отправиться вслед за князьями. Поэтому и ездил я по осени за горы променивать коней и упряжных быков на их свиней, которых марвинги сами не бьют. Видел я там прекрасные луга и вспомнил при этом о парнях во дворе моем. Но все они, как и приятели мои, скорбели, что нет матки в их маленьком пчелином рое: они лишились княжеского рода, который водил бы за них дружбу с соседями или воевал с хищными пограничными дворянами. Однако ж хлебопашцы на Идисбахе не желают быть ни турингами, ни бургундами, хотят сохранить свое свойство и скорее готовы присягнуть чужому роду, чем нашим дворянам, а королю – и того меньше. Вот я и подумал о тебе, Инго. Вас мало, их побольше, стало быть, вы не сможете притеснять их. Советую тебе съездить туда весной. Поглядите сами, хорошо ли это будет для вас, но пахарям это полезно, поэтому и таков совет мой.
– Обрати внимание на его слова, король! – воскликнул Бертар. – Это весть, какой давно уже не получал ты, и правдиво каждое из сказанных слов: я сам видел эту страну и разговаривал там с людьми. От Майна ехали мы на север, за пределы бургундов, по тощим сосновым лесам и песчаным полям, как вдруг с какого-то возвышения увидели обширную долину с проточкой водой, которую называют ручьем жены судеб, Идисы. Повсюду там крутые, покрытые лесом холмы, а на лугах такая высокая трава, что наши кони с трудом продирались. Знаю я там один горный склон, очень удобный для постройки королевского замка – словно со сторожевой вышки видны оттуда долина Идисбаха и леса далеко за Майном.
Инго засмеялся:
– Тебе, старому бродяге, тоже захотелось помахать плотницким топором и иметь теплый угол у собственного очага? Странная судьба скитальца: князь гонит меня со своего двора, а хлебопашец предлагает землю. Мы же, не зная отдыха, скитаемся по миру, подобно тучам, гонимым солнцем. Одного только опасаюсь я, разумный ты человек, чтоб не пришлось мне ехать на Идисбах через замок короля Бизино.
– Избегай короля, – увещевал Беро, – уклоняйся от границ и ты избавишься от его преследований.