Инициалы Б. Б.
Шрифт:
Я не переношу приказов, особенно лишенных смысла; у меня сразу возникает желание побороть то, что я называю идиотизмом в чистом виде. От диктаторских замашек Жака я стервенела.
Я решила не обращать на него внимания!
Это было хуже всего.
Жак разорвал сценарий, приказал Алену не подзывать меня к телефону, если позвонят Леви или Клузо. Он запер меня в моей комнате — чтобы дать мне время одуматься. Окна выходили на крутой склон очень глубокой ложбины. Нечего и пытаться выпрыгнуть в окно — надо быть самоубийцей. Эта мысль манила меня как выход из кошмара: будто бы я проснусь где-то в другом месте. Внезапно навалилась страшная усталость.
У меня началась истерика!
Я выла, колотила себя кулаками по животу, бросалась на мебель — пусть я покалечусь, зато убью наконец растущее во мне существо, которое слишком дорого мне достается.
В ящике моего ночного столика лежали таблетки гарденала. Доктор дал мне их на случай бессонницы или нервного перенапряжения после чересчур утомительных дней. Я приняла всю упаковку. Понимала ли я тогда, что делаю? Я хотела освободиться — во всех смыслах этого слова, — хотела и не могла, будучи пленницей моего слишком известного имени и собственнической натуры Жака, пленницей моего тела, моего лица, моего ребенка.
Если б меня не вырвало, я бы, наверное, умерла. Неделю я была между жизнью и смертью, почти не приходила в сознание. Меня мучили почечные колики, так как из-за большой дозы снотворного отказали почки — таков был печальный результат моего безрассудного поступка.
Съемки прекратились, журналисты не дремали, скандала удалось избежать только благодаря находчивости продюсера: он объявил, что я вывихнула ногу, чересчур увлекшись акробатическими танцами.
Жак снова куда-то исчез. Дедетта, Ален и Муся дни и ночи просиживали у моей постели. Приехала Ольга. Добрый доктор Гийом явился осмотреть меня по поручению страховой компании. Я так хотела уйти навсегда — а вместо этого снова оказалась в центре всеобщего внимания. Возможно, некоторые из вас, читая эти строки, пожмут плечами и сочтут меня легкомысленной, трусливой, избалованной дурой. Но, может быть, другие, более тонко чувствующие, поймут все мое тогдашнее смятение и не осудят меня.
Работа над фильмом тем временем с грехом пополам продолжалась; снимали сцены с Сильвией Лопес, игравшей мою соперницу. Я выкарабкалась, но была еще очень слаба.
Мама ежедневно справлялась обо мне, но приехать ухаживать за мной не рискнула, боясь столкнуться нос к носу с Жаком, которого она люто возненавидела. Ольга привела в порядок мои дела, устроила встречи с Клузо и Раулем. Из чистой бравады я подписала контракт, связавший меня с «Истиной». Я не знала, буду ли еще когда-нибудь в силах сниматься, но, дав согласие, я доказала, что по-прежнему сама за себя решаю.
Время от времени я виделась с Клузо.
Он пытался докопаться до сути моего характера, чтобы легче было потом со мной работать. От его визитов мне становилось не по себе. Клузо, несмотря на свой золотушный вид, среди снимавшихся у него актрис слыл донжуаном. Ни одной он не пропустил. Тот факт, что я ждала ребенка, нимало его не смущал, напротив, он находил в этом особую прелесть! Меня от него воротило, и мне было безумно трудно осаживать его. Но после того как он наконец все понял, я провела с ним удивительные часы. Мне открылись его интеллект, способность тонко чувствовать, ясность ума, его макиавеллизм, садизм, но и его ранимость, одиночество, боль;
Лазурный берег, оккупированный августовскими курортниками, превратился в отстойник пошлости. Кемпинги бляшками экземы уродовали, оскверняли прекрасный пейзаж. Потная толпа, масса обожженных солнцем и еще белесых тел заполонила все уголки края, бывшего некогда вотчиной принцев и аристократии, которых дорвавшаяся до власти посредственность изгнала навсегда.
Мне хотелось купаться и загорать. Но было слишком много народу, особенно в воскресенье, мой единственный свободный день.
Опять приехал Жак.
Он, можно сказать, вернулся в лоно семьи, но его возвращение не вызвало такой эйфории, как в первый раз. Я знала, что он опять уйдет, как только я признаюсь ему, что подписала контракт на «Истину».
Для меня он был здесь на временном постое.
От наших отношений комнатной температуры мне было мало радости; правда, в одно из воскресений он взял напрокат катер и увез меня на целый день в открытое море. Мой живот походил на маленький буек, и казалось, будто я держусь за него, лежа на спине посреди безбрежного и пустынного соленого простора. Я нежилась в воде, обсыхала на солнце и чувствовала, как пробуждается жизнь в моей крови, в моем сердце, в моем теле. Как необходимо мне солнце, чтобы выжить, как я люблю море и его тайну!
Я очень привязалась к Мусе и спросила ее, не согласится ли она стать няней моего ребенка. Она уже хорошо знала меня, привыкла к царившей в доме атмосфере «кабаре», была в курсе моих отношений с Жаком. Только славяне, мудрые и веселые от природы, способны на такую снисходительность к людям. Муся могла бы быть моей матерью, могла быть и матерью моему ребенку. Она с радостью согласилась, и у меня камень с души свалился. С Аленом они отлично ладили; было даже решено, что, когда Муся будет брать выходной, заменять ее будет Ален: никому постороннему он не желал передавать право заниматься младенцем.
Я была на пятом месяце!
Стало немножко заметно, какое там немножко — очень! Талия у меня теперь отсутствовала, снимать можно было только «американским» планом, не ниже «роскошеств», как говорил оператор Луи Не, старый мальчишка с парижских улиц, милейший человек и бог кадрирования.
Для меня фильм был почти закончен. Самое время! И тут страшное, невероятное известие ошеломило меня: Сильвия Лопес умерла от лейкемии. Никакие врачи, никакое лечение — ничего не помогло. Она угасла, оставив мир скорбеть по ее красоте и молодости, по ее любви к жизни и умению добиваться своего. Я не могла не думать, что умереть следовало бы мне, мне, я-то ведь все для этого сделала!
Ее смерть сама по себе была трагедией, а для фильма она обернулась настоящей катастрофой. Чтобы поскорее закончить со мной, Буарон оставил съемки нескольких сцен с Сильвией на потом. Теперь надо было начинать все заново с другой актрисой, и это при том, что я могла сниматься только крупным планом! Часть декораций сохранили для съемок с новой актрисой, но контракт съемочной группы со студией «Викторина» истекал. Надо было освободить место следующему фильму, и все остатки наших декораций громоздились на одной площадке. Тем временем Франсис Кон лихорадочно искал актрису, которая могла бы войти в роль без долгой подготовки.