Инкарцерон
Шрифт:
В наступившей тишине громко каркали в ветвях грачи. Лошадей уже запрягали, и по двору разносилось цоканье копыт. Клаудия облизала пересохшие губы.
— Ничего пока не предпринимайте, — произнесла она вполголоса. — Возможно, у меня будут для вас… кое-какие сведения. Но пока еще не время. — Она поспешно поднялась, чтобы ничего больше не объяснять. К тому же рана, которую Эвиан разбередил в ее душе, слишком болела. — Лошади готовы. Пора ехать.
Улицы были запружены народом. Все стояли молча, и от этого молчания Финна бросало в дрожь — такое
Шестеро охранников шагали по сторонам, и грохот их подкованных сапог по мостовой гулко раздавался в тишине. К нему добавлялись лишь унылые, скрипучие крики большой птицы, одиноко кружившей в вышине, будто предвещая что-то недоброе, да жалобный вой ветра, эхом разносившийся под сводом Узилища.
Словно вторя им, из толпы послышалась вдруг печальная песнь, и тут же все как по команде подхватили ее. Негромко, проникновенно струилась она, и в ее мягких звуках чувствовались скорбь и страх поющих. Финн пытался разобрать слова, но до слуха долетали лишь отрывки: «…прервалась слез серебряная нить… …в чертогах бесконечных вины и снов».
Одна, западающая в душу, строка повторялась вновь и вновь, как припев — «…но палец — ключ, и кровь замок поможет отомкнуть».
Поворачивая за угол, Финн оглянулся. Гильдас шагал позади, без охраны. Стражники не обращали на него внимания, но он с мрачной решимостью продолжал свой путь, гордо подняв голову. Люди с удивлением посматривали на его зеленый плащ Книжника. Поймав взгляд Финна, старик ободряюще кивнул ему.
Ни Кейро, ни Аттии Финн так и не заметил, как ни вглядывался в толпу. Знают ли они, что с ним? Может, они уже ждут у Пещеры? Связывались ли они с Клаудией? Снедаемый беспокойством, он старался не думать о самом страшном, не впускать в сознание мысль, паучком копошащуюся в дальних закоулках разума, звучавшую в ушах насмешливым шепотом Узилища.
Кейро мог бросить его и удрать с Ключом.
Финн потряс головой — нет, это исключено. За три года, проведенных в Дружине, Кейро ни разу не повел себя как предатель. Да, он насмехался над Финном, шпынял его, обкрадывал при дележке, дрался и спорил с ним. Но никогда не бросал в беде. Финн, вдруг похолодев, понял, как мало ему известно о названом брате. Он не знал, например, откуда тот родом. Кейро сказал лишь, что его отец и мать умерли, и Финн ни о чем больше не спрашивал. Он всегда был слишком поглощен собственной невосполнимой утратой. А спрашивать следовало. Мог бы обратить внимание хоть на что-то, кроме своих припадков и видений.
Сверху вдруг дождем посыпались крохотные черные лепестки. Финн поднял голову — их швыряли целыми пригоршнями стоявшие вдоль дороги люди. Падая на камни, лепестки устилали мостовую благоухающим аспидным ковром. Но это было еще не все — коснувшись один другого, они растекались вязкой лужицей, и скоро канавы и улицы заполнили потоки густой жидкости, источавшей приторно-сладкий запах. Он навевал дрему, и Финн вдруг вспомнил слова, услышанные накануне во сне: «Я повсюду», — будто бы ответило ему Узилище.
Финн взглянул вверх — они как раз проходили под зияющей пастью ворот — и увидел одинокий красный огонек Глаза на поднятом створе, неотрывно смотревший на него.
— Ты видишь меня? — прошептал он. — Вправду ли ты говорил со мной?
Но они уже вышли наружу, и ворота остались позади. По прямой как стрела обезлюдевшей дороге текли струйки тягучей черной массы. Сзади загрохотали опускающиеся ворота, глухо лязгнули створки дверей поменьше, закладываемые деревянными запорами, со скрежетом упала железная решетка в проходе у ворот.
Мир за стенами Города казался совершенно пустым и безлюдным. Лишь холодный ветер носился над равниной, завывая под сводом Узилища. Солдаты поспешно взяли наизготовку тяжелые алебарды, которые до этого несли на плечах. Один из них, тащивший какой-то бак с раструбом — по-видимому, огнеметное устройство, — выдвинулся вперед.
— Нужно дождаться Книжника, — сказал Финн.
Все послушно замедлили шаг, словно теперь уже не они охраняли его, а он командовал ими. Гильдас, задыхаясь, нагнал отряд.
— Твой брат так и не появился, — прохрипел он.
— Он придет.
Говоря так, Финн почти верил в это.
Скорым шагом они двинулись дальше, сбившись в плотную кучку. По обе стороны дороги равнина была изрезана ямами-западнями; на дне некоторых поблескивали заостренные стальные зубья. Оглянувшись, Финн с удивлением увидел, что Город уже остался далеко позади. С его стен жители следили за их продвижением. Они что-то кричали и поднимали детей повыше, чтобы тем было лучше видно.
— Сворачиваем с дороги, — скомандовал начальник стражи. — Вы двое — не зевать, идти за нами след в след. О бегстве можете даже не думать — земля напичкана огнешарами.
Финн впервые слышал об огнешарах, но Гильдас нахмурился.
— Этот Зверь, очевидно, и впрямь весьма опасен.
Тот взглянул на него:
— Я никогда не видел его, Мудрый, и не хотел бы увидать.
Едва они сошли с гладкой дороги, как идти стало намного труднее. Медно-красную почву пропахивали огромные борозды; местами она была до того опалена каким-то невероятным жаром, что спеклась в стекловидную массу либо, наоборот, поднималась из-под ног клубами едко пахнувшей угольно-черной сажи. Финн старался не отставать от стражников, напряженно следя за тем, куда они ступают. Только когда они ненадолго остановились, он поднял голову.
Вокруг была бескрайняя равнина. Огни Инкарцерона ослепительно блистали высоко над головой, и от фигур Финна и Гильдаса назад, к дороге, тянулись длинные тени. Птица, замеченная им еще в городе, все так же кружила под самым сводом Узилища. Раздался ее пронзительный крик, и стражники задрали головы вверх.
— Поживиться рассчитывает, — пробормотал тот, что шагал перед Финном.
Куда же они идут? Сколько хватало глаз, ни гор, ни хотя бы холмов на равнине не было — откуда же тут взяться пещере? Финн, представлявший себе обиталище Зверя темным провалом посреди отвесного металлического склона, не знал, что и думать. Дурные предчувствия терзали его.