Инкогнито грешницы, или Небесное правосудие

Крамер Марина

– Да, точно, сейчас все здесь закончу и рвану туда, посмотрю, подумаю, – решила она, потягиваясь.

Телефон закрутился на столе, вибрируя. Едва взглянув на дисплей, Марина сразу же схватила трубку и почти закричала:

– Да, родной!

– Ишь ты… – насмешливо протянул Хохол. – Родной пока? Это обнадеживает.

Марина удивленно отвела трубку от уха и снова бросила взгляд на дисплей, словно желая убедиться, что это все-таки муж.

– Что за тон? – недовольно спросила она.

– Нормальный тон. Обычный. Как дела?

– Все хорошо. А у тебя?

– Да

и у меня вроде неплохо.

Повисла пауза. Диалог мало напоминал общение супругов, находящихся в разных странах и не видевших друг друга уже несколько дней. У Марины создалось впечатление, что Женька откуда-то узнал о ее связи с Георгием и теперь просто ждет момента, чтобы поймать ее на слове и обрушиться с обвинениями.

– Ну, раз все хорошо, не смею тебе мешать, – подытожил молчание Хохол и отключился.

Марина разозлилась – поведение Женьки в последнее время совершенно не поддавалось никаким объяснениям. Он не обвинял, не кричал – но был холоден, сдержан и вот так зло ироничен, что для него вообще не было характерно. Ирония, точно так же, как здравый смысл, плохо соответствовала тому человеку, которого Марина знала и за которого вышла замуж. Он очень изменился в последние годы, и эти изменения не всегда нравились ей. То он вдруг оборачивался ангелом всепрощения и смиренно склонял голову перед ее капризами, терпеливо их снося, а то вдруг делался вот таким странным и чужим, и Марина никак не могла взять в толк, с чего бы происходить таким превращениям.

– Л-ладно, – протянула она, постукивая ногтями по столешнице, – потом разберемся, не до тебя сейчас.

Некоторые люди имеют свойство всегда оказываться «не ко двору» и не ко времени. Марина убедилась в этом буквально через час после странного разговора с мужем. Звонок в дверь заставил ее напрячься – у Георгия были ключи.

Коваль на цыпочках подошла к глазку и едва не выматерилась от избытка эмоций. За дверью обнаружилась Виола с Алешей. Мальчик едва стоял на ногах, а Ветка, на плече которой висела огромная спортивная сумка, тянувшая ее в сторону, как могла, придерживала его.

Марина распахнула дверь и буквально втащила подругу вместе с сыном в коридор:

– Сдурела?! Я же просила позвонить!

– Не было у меня времени на звонки! – рявкнула в ответ Ветка, роняя на пол сумку и свободной рукой перехватывая Алешу, начавшего оседать по стене. – Сейчас, малыш, я тебе помогу, – это было сказано уже совершенно другим, ласковым и заботливым тоном, и Марина устыдилась своей вспышки – ну, в самом деле, больной ребенок – а она тут с претензиями.

– Давай лучше я, – она присела около Алеши, споро сняла с него ботинки, стянула шапку и куртку. – Опирайся на меня, пойдем на диван, – предложила мальчику, и тот ухватился за ее талию.

Уложив Алешу в большой комнате и подсунув пару подушек, чтобы было удобнее лежать, Марина дала ему пульт от телевизора.

– Тебе соку принести? У меня там еще есть пирожные, хочешь?

– Пирожные мне нельзя, а сок буду, – глядя на Марину голубыми чистыми глазами, отозвался он. – А у тебя есть какая-нибудь

книга?

Коваль виновато развела руками:

– Нет. Только журнал, но он женский, вряд ли тебе будет интересно.

– Ладно, тогда телевизор, – вздохнул мальчик и тут же потерял всякий интерес к Марине.

Коваль вышла в кухню, куда, как она услышала, перебралась Виола и теперь выбрасывала из сумки на стол какие-то таблетки в упаковках.

– Я его уложила, он телевизор смотрит, – сказала Марина, усаживаясь на табуретку и придвигая к себе пепельницу.

Ветка не отреагировала, сдвинула лекарства к стенке и вышла. Марина закурила, прислушиваясь к тому, как подруга разговаривает с сыном за стеной. Поведение Ветки насторожило ее до крайности – нервная, издерганная, какая-то ожесточившаяся. Как она добралась сюда, почему одна? Где хотя бы кто-то из охраны, где этот ее Саня, которого Марина просила узнать, что возможно, о стреляной гильзе? Ни звонка, ни сведений – причем не только от этого Сани, но и от человека, к которому она его посылала.

– Где твой телохранитель, кстати? – спросила Коваль и едва не свалилась с табуретки от той волны ненависти, которой окатила ее Ветка в ответ.

– В морге!

Марина ткнула окурок в пепельницу и тут же взялась за новую сигарету.

– То есть?

– Ты ведь его к Яше Киршману посылала? Ну, так и Яшу тоже наглухо, даже старика не пожалели.

Марина не могла понять, откуда Ветка узнала про Яшу – адрес его она назвала на ухо телохранителю, а имя даже не произнесла. И выходило, что за Саней увязался кто-то от самого коттеджа и проводил аккурат до квартиры Яши в Ершовке – старом рабочем районе, где практически все дома на одно лицо. «Надо же – и старика подставила, – со злостью на себя подумала Коваль. – Хохол узнает… Черт возьми, да что ж тут происходит-то?!»

Яша Киршман, восьмидесятилетний старичок – резчик по дереву, был стародавним знакомым Хохла. Именно ему в свое время Женька заказывал знаменитую Маринину тросточку с выкидным лезвием. У старика были отличные связи в милиции, а именно – в среде криминалистов, там работал муж его племянницы, и именно потому Марина надеялась на помощь Яши в деле опознания гильзы. А вышло вон как…

– Ветка! – решительно заговорила она, погасив сигарету. – Давай начистоту. Ну, невозможно тыкаться по углам! Никогда ведь не узнаешь, откуда прилетит! Как я могу тебе помочь, если ты сама мне мешаешь?! Ведь ты знаешь или догадываешься, кто может стоять за всеми этими снайперскими игрищами! Ну, так помоги мне! Себе помоги!

Ветка прекратила, наконец, выгружать из сумки всякую ерунду, распрямилась и потянулась к Марининым сигаретам. Закурив, сделала две глубокие затяжки, выпустила дым и, вздохнув, как перед прыжком в воду, сказала:

– Я думаю, это Гришкин сын.

Марина, как раз в этот момент сделавшая глоток минералки прямо из бутылки, поперхнулась от неожиданности:

– Гришкин – кто?!

Ветка докурила и снова вздохнула:

– Сын, дорогая. Единственный его сын, который не носит его фамилии и никогда его не видел.