Инкогнито грешницы, или Небесное правосудие

Крамер Марина

– А дед?

– А дед прилетит вечером в тот же день, мы как раз успеем с тобой его на машине встретить.

– А мама? – не отставал мальчик, так и не поменяв позы.

Хохол подавил вздох – не хотел, чтобы чуткий Грегори уловил в его голосе то, что не должен был.

– Мама приедет, как сможет.

– Понятно. Это значит, что мама не приедет, – констатировал Грегори совсем по-взрослому. – Я тогда тоже никуда не полечу! – заявил он и выбежал из гостиной.

Хохол только головой мотнул в сторону двери:

– Видал? И мне это за что? Я должен буду его уговаривать, что-то врать, обещать… Вот скажи – я сколько могу унижаться

перед сопливым пацаном? Он же меня в последнее время ни в хрен собачий не ставит! Чуть что – «ты мне не отец» или того хуже – на английский переходит и смотрит на меня, как на идиота. Знает ведь, что я ни пса не понимаю!

Гена только вздохнул. Он давно подметил перемены, произошедшие в отношениях Хохла и Грегори, они даже как-то обсуждали это с приехавшей в гости Машкой. Та однажды не выдержала и вышла из-за стола, когда в ответ на какое-то замечание Грег вдруг громко заявил по-английски, что Женька не имеет права обращаться к нему и что-то говорить, потому что он ему чужой. Понимающая английский язык Маша вдруг вспыхнула, швырнула на стол салфетку и ушла к себе, не став заканчивать ужин. Грегори же чуть позже пошел к ней с предложением поиграть в «Монополию» и был выставлен из комнаты холодной фразой, брошенной тоже по-английски – «я не обязана играть с тобой, я тебе никто». Гена услышал это случайно, как раз обсуждал с Мариной в кабинете какую-то мелочь, и, выглянув, поразился – Грегори, ссутулив плечи и зажав под мышкой коробку с игрой, спускался по лестнице вниз, в гостиную, где сидел у телевизора Хохол. О чем они разговаривали, бывший телохранитель не слышал, но вот то, что назавтра говорила Грегу Машка, сидя с ним за ранним завтраком, когда все еще спали, запомнил.

Абсолютно без эмоций, что было для взрывной Машки странно, она рассказывала Грегори все то, что ему обычно говорила в таких случаях мать, но из уст человека со стороны это почему-то звучало страшно. И то, что Хохол мог отдать Грега в детдом, и то, как он колотился в Англии один, без языка, без связей, без помощи, и то, как он относился к мальчику, как терпел его выходки и обиды, как прощал, закрывал глаза.

– Он тебя любит как сына. Да он и есть отец тебе – ведь вырастил, вынянчил, – говорила Машка, прихлебывая кофе. – Ты ведь, как что, не к маме бежишь за советом – к нему. Ты себя считаешь мужчиной, Грег? – неожиданно задала она вопрос, и даже Гена, стоя в коридоре, слегка опешил – мальчику еще нет даже десяти лет.

– Да, – не медля, ответил тот.

– Ну, так позволь тебя разочаровать, – ядовито подытожила Марья. – Мужчина никогда не забывает добра, которое ему кто-то сделал, и никогда не позволит себе хамства при женщинах. Как ты вчера за ужином. И запомни, пожалуйста, – я не буду с тобой общаться, если ты еще хоть раз позволишь себе оскорбить отца. Твоя очередь мыть посуду, – она поставила чашку в раковину и пошла к себе, а Грег, так и не доев хлопья, побрел к посудомоечной машине, которую сегодня ему весь день предстояло загружать и разгружать.

Сейчас, когда Хохол заговорил о проблемах с сыном, Гена снова вспомнил тот разговор. Машка умела уколоть Грега вроде бы и незаметно, но больно – так, что тот помнил. И у них с Хохлом долго не было проблем. А сейчас вот – снова. Будь дома Марина – и этого не произошло бы. Мать имела на мальчика сильное влияние, ей достаточно было просто взглянуть, чтобы Грег понял, что не прав. Но сейчас ее не было.

– Я поговорю с ним сам, – решил Гена и, хлопнув

Хохла по плечу, пошел в детскую.

Урал

– Ну, чем планируем заняться сегодня? – поинтересовался Георгий, убирая в раковину посуду после запоздавшего даже не завтрака уже – обеда.

Марина курила, рассеянно глядя в окно, за которым снова валил снег. Она думала о Грегори, о своем обещании приехать на Кипр – сумеет ли она сдержать его, хватит ли времени?

– Неплохо бы пройтись по центру, – пробормотала она.

– Ну, так в чем проблема? – тут же откликнулся телохранитель. – Собираемся, пока не стемнело.

Марина очнулась, отогнала от себя грустные мысли о сыне и потушила сигарету.

– Слушай, а ты теперь как себя вести-то планируешь? – насмешливо спросила она, глядя на то, как старательно Георгий моет посуду. – Кем будешь-то – телохранителем, любовником – кем?

– А тебе как хочется? – совершенно без обиды отозвался он.

– Мне? Мне вообще все равно.

– Тогда зачем спросила? За мое самоопределение волнуешься? Так не нужно – со мной все в порядке.

Георгий домыл последнюю чашку, убрал в шкаф и, вытирая полотенцем руки, повернулся к Марине. Она смотрела на него в упор, не моргая, но он не отвел взгляда.

– Ну, в гляделки будем играть? Ты мне скажи – что-то не так? – Георгий присел перед ней на корточки и взял за руку. – Странная ты, ей-богу. Мы ведь взрослые люди, зачем эти игры? Ты получила то, что хотела? И я получил. И какой теперь смысл сидеть тут и колоть друг друга шпильками? Не захочешь – не будет ничего больше. Захочешь – вот он я, бери целиком. Просто ведь все, Ксения, очень просто.

Марина кивнула, соглашаясь. В самом деле – как будто впервые она оказалась в чужой постели, впервые изменила Хохлу. Да к тому же покойному подполковнику Ромашину Женька практически сам возил ее. Ну, пусть не сам, а она заставляла обманом, но возил же, знал о нем все, ревновал бешено. Еще неизвестно, чем все закончилось бы, не погибни Ромашин. А об этом Георгии он и не узнает – если она сама ему не скажет. Да и если скажет, то что? Разве она когда-то боялась Хохла? Еще чего…

– Тогда пойдем, погуляем? Мне по центру надо пройтись, – проговорила она, мягко отнимая руку и нашаривая ногой тапочку под табуреткой.

– Что-то конкретное или просто погулять? – Георгий сам натянул тапку ей на ногу, помог встать.

– Там будет видно, – пробормотала Марина неопределенно и ускользнула от его поцелуя в ванную.

Через полчаса она была готова – никогда не тратила много времени на макияж и сборы, такая уж была у нее привычка еще из прошлого, когда в любой момент нужно было быть готовой к выезду. Георгий тоже успел собраться, стоял в коридоре, держа в руках Маринину шубу. Сунув руки в рукава, Коваль сразу попала в его объятия. Он прижал ее к себе и зашептал на ухо:

– У тебя совершенно невозможные духи… Бывают же запахи, так идеально подходящие их владелицам…

Марина чуть усмехнулась. Она много лет не меняла духи, со временем их снова стало трудно купить в России, но тому же Хохлу всегда приятно было вынуть хоть из-под земли флакон, похожий на голубую прозрачную ракушку, чтобы увидеть радость в глазах любимой женщины. В Англии проблем с этим не существовало, и Марина имела в арсенале флакончики всех калибров – от миниатюрного «дорожного» до огромного, украшавшего туалетный столик в спальне.