Инкогнито грешницы, или Небесное правосудие
Шрифт:
– Нет… просто… – она спрятала лицо на его груди и прерывисто вздохнула.
– Ты удивительная…
«Да – удивительно развратная и любящая секс до такой степени, что уже все равно – с кем!» – с горечью подумала Марина, прижимаясь к Георгию всем телом и чувствуя, как он снова начинает ласкать ее спину.
– Пока я рядом, с тобой ничего не случится, Ксения… – шептал он, целуя ее в шею. – Ничего… я никому не позволю причинить тебе зло.
Внезапно Марину охватила такая ярость, что она сама удивилась подобному всплеску. Оттолкнув Георгия, она встала с кровати, отошла к окну и, распахнув его, вдохнула полной грудью морозный воздух. Охладившись слегка,
– А ты такой, как все, – констатировала она с усмешкой на губах. – Повелся на сиськи – ничего нового. Самый верный способ превратить мужика в собаку, готовую лизать твои сапоги, это переспать с ним и внушить, что он – лучший. Ка-акие же вы все предсказуемые! – и, фыркнув, она вышла из спальни, оставив совершенно уничтоженного Георгия в одиночестве.
Легче не стало. Запершись в ванной, Марина набрала воды и улеглась, глотая злые слезы. «Зачем я это сделала? Зачем, господи?! Какая дура… И к чему было так унижать его? Ведь он не делал попыток сблизиться – это я… Я сама затащила его в постель! Сама! И потом убила словами. Он ушел – и был прав. Совершенно прав, я даже обвинить его в этом не могу».
Она пролежала в постепенно остывающей воде около часа, а когда вышла, обнаружила в кухне Георгия в том же спортивном костюме и у плиты.
– Я сварил новый кофе, не люблю подогретый, – как ни в чем не бывало проговорил он и улыбнулся.
Коваль разрыдалась, сползая спиной по косяку двери и закрывая руками лицо. Георгий подошел к ней, сел на корточки и погладил по мокрым волосам:
– Не надо так. Все правильно.
Марина подняла заплаканные глаза:
– Правильно?
Он нежно поцеловал ее в лоб и улыбнулся:
– Правильно. И не думай больше об этом. Все будет так, как ты захочешь.
Марина обняла его, прижалась всем телом и всхлипнула. Он обхватил ее руками, зарылся лицом в пахнущие свежестью волосы.
– Идем пить кофе. Нам второй день не удается это сделать, – пошутил Георгий, легко вставая вместе с ней, и направился в кухню.
Бристоль
Примерно в это же время Хохол метался дома по гостиной, напоминая волка с зубной болью. На диване, держа в руке чашку с чаем, сидел Гена и удивленно наблюдал за перемещениями Женьки.
– Не могу понять – ты чего вызверился-то?
Хохол круто развернулся и ринулся прямо на него, словно собирался вбить в диван:
– Ты… да ты!.. Да если бы… если бы не то, что ты ее спас тогда!.. Я бы… я бы…
Он сжал кулаки, и в глазах его мелькнуло звериное выражение – еще секунда, и он вцепится в горло.
– Ну, что – ты бы? – ни грамма не испугавшись и даже не переменив позы, полюбопытствовал Гена. – Ничего не произошло, все хорошо, Марина Викторовна под присмотром…
– Под присмотром?! – взревел Хохол. – Ты соображаешь, что говоришь?! Я уже не спрашиваю, соображал ли ты, что делал, когда приставлял к ней этого… этого… альфонса!
– Альфонса? Ты хоть понял, что сказал-то? – по-прежнему спокойно переспросил Гена, аккуратно поставив чашку на столик. – Он не альфонс, достаточно состоятельный, кстати, мужик. И на самом деле врач-реабилитолог в прошлом. Я с ним случайно познакомился, в клубе айкидо.
– Да мне по барабану твои воспоминания! – перебил Женька. – Я тебе о том говорю, что Маринка… она же… ну, как тебе объяснить-то?!
«О, а вот теперь-то все понятно. Сразу бы с этого и
– А так и объясни – ревнуешь, боишься, что она на Жорку с интересом посмотрит. Только без обид, Жека, – я вас обоих не первый день знаю, вижу же, как на Марину Викторовну мужики смотрят, – он встал и отошел к окну, а Хохол упал на диван и сжал руками виски. – Но ты зря про нее так думаешь.
Женька только посмотрел с грустной усмешкой в широкую спину бывшего Марининого телохранителя. В том-то и было дело, что он знал свою жену лучше и дольше, а потому даже не сомневался, увидев личное дело этого Георгия и его фотографии, что Марина вполне может заинтересоваться им. Нутром, каким-то шестым чувством, животным собственническим инстинктом Хохол угадал возможную измену и от этого так бесился сейчас. Ему нужно было улетать с Грегори на Кипр, билеты уже лежали в сейфе, но Женька все еще не мог решить для себя, как поступить. Действительно ли ехать с сыном в маленькую рыбацкую деревушку, в собственный дом, и пожить там какое-то время, или срочно искать возможность обзавестись новым паспортом на чужое имя и лететь в Россию, к Марине. Последнее выглядело хоть и более трудоемким, но куда более важным. Он не переживет, если Коваль изменит ему – просто не вынесет, это ведь невозможно представить. Хотя как раз от этого вот представления-то и хотелось рвать и метать. Его Коваль, его любимая девочка – в чьих-то чужих лапищах…
– Генка, ну, зачем ты сделал это? – проговорил он.
– Я тебя, Жека, не пойму. Ты хотел, чтобы Марина Викторовна была в порядке и под присмотром, а теперь спрашиваешь, зачем я сделал это. Я к ней самого лучшего приставил, того, кому доверил бы собственную жену, если бы она была, – Гена повернулся от окна и с недоумением рассматривал Хохла, которого никогда до сегодняшнего дня не видел таким подавленным и неуверенным в себе.
Даже в тот момент, когда хозяйка лежала в коме под чужим именем в больнице, а на руках у Хохла оказался маленький мальчик, который еще толком не ходил и не разговаривал, и вокруг сжималось кольцо из желающих отхватить кусок от наследства знаменитой Наковальни, – даже тогда Женька твердо стоял на ногах, знал, что делать, как вести себя, и смог провернуть такую комбинацию, что не каждому по силам. А сейчас, когда нет особой опасности, он вдруг растекся по этому дивану, держится за голову и так ощутимо страдает, что у Гены сжимается сердце от жалости.
– Жек… так, может, рванешь к ней? – предложил он, садясь рядом и чуть толкая Хохла в бок.
– Не могу. Паспорт мой она с собой увезла, а Джеком Силвой туда явиться – это ж сразу заметут в Домодедове, как в тот раз, – процедил Хохол, не отрывая рук от висков.
Это было проблемой. С легальным паспортом Женька не мог появляться на исторической родине, это Гена понимал прекрасно. А на то, чтобы сделать новый «левый» документ, нужно время. Связи, конечно, Хохол поднимет, это труда не составляет, но время, время…
– А Грегори ждет поездки на Кипр, – хмуро добавил Женька. – Я ему обещал.
Грегори, как подслушал, вдруг возник на пороге, встал в дверях, расставив ноги и сложив руки на груди. Взгляд исподлобья напомнил Гене взгляд его матери – Марина тоже так смотрела.
– Папа, я так и не понял – мы поедем или нет?
Хохол словно очнулся, потряс головой и заговорил совершенно нормальным тоном, как будто не орал недавно и не говорил потом хмурым тусклым голосом:
– Конечно. Билеты лежат, можешь вещи собирать, вылетаем послезавтра.