Инкуб, или Демон вожделения
Шрифт:
Док решил уточнить:
– Погодите. Я ведь не утверждал, что думаю о том, что это было животное…
– Знаю, знаю, – прервал его Джулиан.
– Ни возле Гвен, ни возле Мэлани не было обнаружено ничего похожего на следы животного…
– Конечно, нет. Мы ведь ищем не совсем животное. Но мы ищем и не совсем человека. Мы ищем редкое существо, которое не вымирает лишь по одной причине: время от времени происходит совокупление представителя этого вида с человеком, и таким образом род продолжается. Оно убивать не хочет. Оно хочет лишь иметь потомство. Но физические размеры делают эту связь смертельной для женщины. Оно само об этом не догадывается, ибо слепо в отношении всего, кроме всепоглощающего
Телефонный звонок прервал Джулиана. Доктор не снял сразу трубку. Он повернулся к собеседнику:
– У этого редкого существа есть какое-нибудь название?
– Несколько, – ответил Джулиан, – одно из них – ИНКУБ.
– Доктор Дженкинс, – наконец отозвался Док на звонок. Через минуту лицо его исказила гримаса шока.
– Нет! – прошептал он, – о, Боже, нет, Хэнк. Я еду…
Рука доктора буквально уронила трубку. Шок на лице сменила брезгливость, как будто он дотронулся до мерзкого существа, о котором они только что говорили.
– Что, еще одна? – не веря в догадку спросил Джулиан.
Доктор посмотрел на него потерянно.
– Не одна, а две: номер четыре и пять…
23
Аните Грант было сорок, когда она умерла. Она всегда слыла красивой цветущей женщиной. Красивой она оставалась и до самого смертного часа. Здоровье, свою безграничную энергию, любовь к спорту, жизни вообще она потеряла в одну минуту. Ей было тогда тридцать семь лет. Если бы самый изощренный изверг попытался найти способ, чтобы свести женщину ее натуры с ума и подвергнуть бесконечной пытке, то и он не придумал бы лучшего способа, чем было ее существование в последние годы. Судьба приковала Аниту к постели и инвалидной коляске, что было непосильным, дьявольским испытанием.
И тем не менее Анита Грант никогда не роптала. Воля ее оставалась несгибаемой, улыбка всегда бодрой, вера в Бога стала сильнее, чем была раньше. И только в редкие моменты, когда она оставалась в одиночестве, Анита позволяла себе заплакать. Но и тогда она плакала не о своей доле. Она омывала слезами участь дочери, вынужденной бросить учебу и пойти работать, чтобы прокормить мать-инвалида и себя. И еще она оплакивала мужа, веселого Джона, как они его всегда называли, которого погубил слепой рок в самом расцвете лет и сил.
«Я не имею права так рассуждать, – часто говорила Анита себе. – Если судьба слепа, то это должно означать, что и Бог слеп и глух к мольбам людей и их надеждам. Если допустить, что судьба слепа, то жизнь тогда не более чем просто случайность, бесформенная и бессмысленная. Тогда может статься так, что добро будет наказано, а зло восторжествует».
– На все была воля Божья, – утешал ее преподобный Китон.
И она верила, потому что в противном случае просто бы рехнулась.
– Воля Божья или Промысел Божий? – Она не могла не задавать этот вопрос. За что? За что в той ужасной катастрофе Бог убил мужа, ее сделал навсегда инвалидом, правда, пощадив дочь? Какой был в этом смысл? Какая цель? Что за Промысел Божий такой?
Была зловещая ирония в том, из-за чего произошла трагедия. Маленькое существо отняло жизнь у двоих.
Участок
Встречная машина резко пошла на них, свернув по совершенно идиотской причине. Суслик! Тот водитель не захотел сбить маленькое существо, зазевавшееся в свете фар. Автомобили столкнулись лоб в лоб. Водитель встречной машины, ехавший один, моментально превратился в кровавое месиво. Джон тоже.
Анита и Мэри Лу остались живы. Мэри Лу отделалась вообще только синяками и царапинами. Ее матери повезло меньше. Часть позвоночника была повреждена, нервы порваны. Ее надо было перетаскивать из кровати в коляску и наоборот. То, что было когда-то парой сильных стройных ног, стало бесполезным придатком к телу. А ведь как эти ноги блистали на теннисных кортах и сжимали мужа в любовном экстазе!
Теперь она даже пальцами пошевелить не могла. «Самые красивые пальцы в городе», – говорил бывало Джон, целуя их. Иногда он расширял географию: «на всем Западе» или «во всем огромном мире».
Джон знал, что он банален. И гордился этим. «Самые лучшие вещи в мире чертовски банальны, – повторял он часто. – Любовь, дети, дружба, жареная курица, собаки, даже мать-природа. Посмотрите на этот закат! Вы когда-нибудь видели вещь более банальную? Я вас спрашиваю?»
Анита удивила всех, когда вышла замуж именно за него, удивила даже самого Джона. «Ты могла меня и перышком опрокинуть, – признался он. – Мне хотелось заполучить тебя как ничто другое, ни до, ни после этого, но я не думал, что у меня есть хоть малейший шанс на такую шикарную женщину? Но попытка не пытка. И Бог свидетель – ты сказала: „Да“!» «Что она во мне нашла», – удивлялся он. Удивлялись и другие: «Что в нем нашла». Джон признавался, что он удивлен до сих пор, после многих лет совместной жизни.
Она умела ценить добро. И вот так, за одну секунду, вся жизнь сломана. Все изменилось из-за одной причуды случая на этой дороге. Все самое хорошее и любовь, которые были воплощены в понятии «Джон Грант», исчезли с лица земли. Исчезла ее главная способность – быть полезной. Жизнь Мэри Лу отравлена горем, душевной травмой и непосильной ношей.
– Могло быть и хуже, – успокаивал ее святой отец, когда она вскоре после катастрофы ощущала самую горькую обиду на судьбу.
– О да Ваше, преподобие, – отвечала Анита едко, – я знаю. Не важно, как все было плохо. Ведь всегда может быть еще хуже. И, вероятно, так и будет.
… Она услышала, как повернулся ключ во входной двери. Неужели уже так поздно? Неужели последний сеанс в «Парадизе» закончился и Мэри Лу вернулась домой? Время для нее обычно тянулось так медленно. Но она, наверное, сегодня просто задремала.
– Мама!
– Я не сплю, моя радость, – откликнулась Анита.
Когда Мэри Лу появилась в дверях, Анита сразу заметила, что дочь совсем недавно плакала.
– Что случилось, солнышко мое?
– Ой, мама, – опять заплакала Мэри Лу, – Прю Китон! – Слезы хлынули из ее глаз. Она опустилась на кровать к матери за утешением.