Инкуб, или Демон вожделения

Рассел Рэй

– Что, Чарли?

– Наверное, сейчас было бы неправильно сказать, что я любил ее?

Китон посмотрел на него:

– Нет, Чарли. Это не было бы неправильным сказать так. Если это правда.

– Это правда. Считаю, что правда. Но чем доказать это теперь? Никогда не думал об этом, пока она была жива. Я раньше не знал, что люблю ее. А теперь слишком поздно. Мне надо было признаться ей, да?

– Не переживай, Чарли. Если ты любил ее, то она сама догадывалась обо всем. Женщины такие. О, они

хотят, чтобы мы почаще говорили им об этом, так же как они любят, когда им дарят цветы. Но знать все они знают и без наших слов.

– Очень хочется верить, что Прю догадывалась.

Они в задумчивости переходили от скамейки к скамейке, вкладывая тексты в молитвенники.

– Как вы думаете, – спросил Чарли, – а теперь она знает?

– Может быть, и так, – ответил Китон.

Они закончили дело и теперь стояли вдвоем перед церковью у Распятия.

– Спасибо, Чарли, – поблагодарил Китон, – приятно, когда тебе помогают. У меня одного на это ушло бы в два раза больше времени.

– Ваше преподобие…

– Да?

– Я ее еще увижу?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, когда я умру, я увижу Прю?

– Чарли, как я могу обещать тебе? Я ведь там никогда не был.

– Но кто еще даст ответ, если не священник вроде вас. Вы же все знаете о Боге. Вы этому учились. Может быть, Прю еще жива где-то?

Преподобный Китон взглянул на почти обнаженную фигуру на кресте. Увидел, словно в первый раз, изуродованные руки и ноги. Увидел муку в глазах… но ответа эти глаза дать не могли.

– Жива? – повторил Чарли свой вопрос. – Что происходит с нами, когда мы умираем?

– Это не дано никому знать, – ответил священник.

… В тот же ранний час, когда Чарли вышел из своего дома, Тим спускался по ветке перечного дерева вниз. Он надеялся, что никто из соседей доктора не увидит, как он вылез из окна спальни Дженни. Возможно, Тим пользовался таким входом-выходом в последний раз.

– Это удобно, – сказал он Дженни, прощаясь, – слишком удобно. – Если могу забраться я, то же самое, может проделать и насильник. Поговори сегодня с отцом. Попроси его спилить эту ветку. Чем раньше, тем лучше.

– Но я обожаю старое дерево! Всю мою жизнь оно растет под этим окном. Оно старше меня.

– Если ты хочешь стать еще старше, сделай так, как я говорю. Просто спилите эту ветку. Она выглядит как приглашение для какого-нибудь психа заглянуть к тебе.

Дженни рассмеялась:

– Свой свояка…

– Уморительно смешно. – Он поцеловал ее и исчез.

Теперь быстро удаляясь от дома Дженни, он решал, возвращаться ли ему в гостиницу или заглянуть к тете. В конце концов она все же болела.

Агата, завернувшись в халат, сидела в гостиной, в старом деревянном кресле-качалке.

– Как ты себя чувствуешь? – вежливо поинтересовался

Тим.

– Чуть получше.

У камина стояло ружье.

– Это тебе шериф одолжил?

– Да. Вчера вечером, когда они сняли доски с окон. Он настоял, чтобы я его взяла. Но мне нечего бояться.

– На сей раз вынужден согласиться. – Тим не удержался и съязвил: – Насильника интересует дичь явно помоложе.

– Не потому мне нечего бояться, – серьезно возразила Агата. – Этот насильник – бич города, насланный за плотские грехи.

– Можешь думать как хочешь, – Тиму вовсе не хотелось начинать спор.

– Ты только вспомни о них, – продолжала Агата упорно, – о тех, кто погиб. Мэлани Сандерс. Все знали о ее доступности. И племянница его преподобия – она над ним насмехалась в открытую. Одному Богу известно, что они там вытворяли с молодым Прескоттом.

Тим не мог выслушивать теткину чушь дальше и полез в спор против своей воли.

– Ну хорошо, а что ты можешь сказать о Гвен Моррисей? Она вообще не из нашего города. Ты о ней абсолютно ничего не знаешь, а она погибла первой.

– Что можно сказать хорошего о девушке из колледжа. Всем известны царящие там сегодня нравы.

– А Мэри Лу и ее мать?

– Анита Грант всегда вела себя вульгарно. Полуголая разгуливала на теннисных кортах и в бассейнах. Она вызывала у мужчин грязные мысли. За то и понесла кару. Муж погиб – ее парализовало. А в конце концов и ее, и дочь изнасиловали и убили. Господь Бог мстит. Он суров, но справедлив.

Тим просто обалдел. Его подмывало услышать суждения почтенной тетушки об Элен Китон. Он упомянул это имя, добавив:

– Уважаемая всеми школьная учительница. Преданная жена и мать. И не разгуливала в бикини и шортах. Очень домашняя женщина. Так как же с ней?

Агата фыркнула.

– Без сомнения, она в последние годы стала респектабельной дамой. Но когда она училась в старших классах, давно, еще до твоего рождения, поговаривали…

– А Лора Кинсайд?

– Насколько я знаю, она достойная женщина. Может, именно поэтому она получила только предупреждение.

– Она получила бы гораздо больше, чем предупреждение, не окажись у нее под рукой револьвера.

– Бесполезно обсуждать с тобой такие вещи, Тимоти. Ты останешься дома?

До этого он еще колебался. Но теперь Агата помогла ему сделать выбор. Ее полные желчи и злобы разглагольствования подталкивали его как можно скорее расстаться с ней.

– Я не останусь, – сказал он решительно. – Я зашел забрать кое-какие вещи и минут через десять уйду.

– Тимоти…

Он остановился и обернулся:

– Что?

– Мой секретер взломан. Ты можешь что-нибудь сказать по этому поводу?

Он вздохнул и признался: