Инкубатор для вундерваффе

В двадцать четвертом веке остается не так много мест на Земле, свободных от облагораживающего влияния цивилизации. Тибетское нагорье — одно из них. Как и много веков назад, подпирают холодное небо ледяные шапки знаменитых восьмитысячников. Краски яркие и чистые, никаких полутонов и компромиссов. Вся эта суровая девственная красота опасна для человеческих глаз — снимешь темные очки и, считай, день проведешь на ощупь. Мороз дует в лицо резким горным ветром, снежная крупа чувствуется даже через маску.

Здесь никогда не было много людей. Они слишком ценят

Среди величественных гор не думается, что где-то идет война. Не за победу, а на полное уничтожение человеческого рода. И, если ничего не изменить, на Земле появятся новые хозяева, которым одинаково безразличны красоты Тибета и равнин.

Михаил последний раз вдохнул разреженный пьянящий воздух Гималаев и закрыл дверь тамбура. Поэзия закончилась. Внутри — технические коридоры, отсеки, тоннели, одинаковые что в промзоне Шанхая, что на космических кораблях и станциях.

Михаил вернулся к себе и просмотрел данные следящей системы. Пространство вокруг самого охраняемого объекта на Земле в то утро было сравнительно спокойным.

За истекшие сутки защитная система отогнала один гравифлаер Гринписа, пытавшийся влететь на территорию, пристроившись к грузовым беспилотникам, да группу энтузиастов парализовало у нижнего терминала, к ним еще два часа назад пришла спасательная капсула.

Большинство живущих на Земле еще не осознало неотвратимость надвигающейся катастрофы, чему способствовала политика мирового Совета, направленная на предотвращение паники. Никогда не переводились прекраснодушные, осуждающие концентрацию ресурсов на строительство звездных крейсеров и Тибетского центра, а также опасные эксперименты в атмосфере планеты. Как будто важнее всего оставить экологию в идеальном состоянии для инопланетных захватчиков.

Стационарные ловушки были хорошо известны и нанесены на все карты новоявленных тибетских сталкеров, но тем не менее не проходило месяца, как в них демонстративно вваливалась очередная группа протестующих. По должности Михаилу Заречному, главе службы безопасности строительства, предстояло участвовать в допросе задержанных нарушителей, а затем фильтровать личные дела рекрутов, рвущихся на стройку тысячелетия.

Наскоро позавтракав, он спустился на нижний уровень, в специально оборудованную камеру, где отловленные оппозиционеры должны попасть в его горячие объятия для допроса энной степени пристрастности. Что ж, поиграем в полицейского, ухмыльнулся про себя Михаил и захлопнул звуконепроницаемый люк камеры.

Здесь, в далеком тылу, многое еще казалось игрой. Там, где шли бои, уже не до игрушек и не до созерцания обнаженных прелестей природы.

Нет ничего прозаичнее лика смерти в космосе. Если ты не погиб в первые секунды катастрофы, то оставшееся время созерцаешь отсеки, переборки и коридоры, которые ничуть не изменились, но выглядят совсем по-иному: в красноватом свете аварийных автономных осветителей даже голые стены корабля кричат о неотвратимой угрозе. Гравитационные решетки отключены, по отсекам летает невесть откуда взявшийся мусор, шипят разорванные трубопроводы, свистит воздух, утекающий в вакуум, искрят энерговоды, и металл корпуса периодически сотрясается гулким «бум-м-м» от недалеких взрывов.

Смерть корабля — как смерть человека, у которого после остановки сердца идут клеточные процессы, растут ногти и волосы, но тело необратимо мертво. Так же и у межзвездного скитальца еще работали какие-то механизмы, что не отменяло факта его окончательной гибели.

Флагман разваливался. От силовой установки и оружейного отсека «Мадагаскара» остались лишь лохмотья, лениво уплывающие в открытый космос. И только в миделе в практически лишенных атмосферы коридорах оставались последние очаги сопротивления.

Скорее всего, корабль хозяевам галактики не был нужен совершенно. Один фотонный залп в упор, и беззащитная громадина флагмана просто испарится. Однако они высадили десант, не считаясь с вероятными потерями в абордажной команде.

Бытовало мнение, что галакты относились к войне как к спорту, а в добивании уже побежденного корабля не было спортивного интереса. Наоборот, рискованная схватка лицом к лицу, вплоть до рукопашной, в тесных изуродованных коридорах, вызывала у них восторг, как у адреналиновых наркоманов. Если, конечно, у этих чудовищ были лица, руки и аналог адреналина. Так случалось часто, но не всегда. Иногда они стремились захватить максимум гуманоидов без своих потерь, а порой сжигали космические станции и даже целые планеты, не утруждаясь попытками захвата.

И уж совсем редко, понеся неприемлемые для них потери, временно отступали, чтобы повторить удар в каком-то другом месте. Несмотря на сдерживающие усилия трех разумных рас, галакты поглощали звездные системы с беспощадной неумолимостью.

Предполагая, что без абордажа не обойдется, старпом, принявший командование после уничтожения ходовой рубки и гибели большинства офицеров, разделил оставшихся людей на две части. Все женщины и гражданские специалисты покинули борт на спасательной капсуле и, вероятно, сохранили жизнь, пусть и в тяжелейших условиях галактического рабства: звездные каперы брезговали сами заниматься невоенным трудом, перепихивая его на автоматику и порабощенные народы, ограничиваясь контролем.

Оставшиеся на флагмане бойцы рассчитывали заманить противника на борт и подорвать боекомплект десантных атмосферных штурмовиков, прихватив с собой в преисподнюю максимальное количество врагов. И пока капитан-инженер судорожно соединял боеголовки атмосферных ракет, чтобы они сработали одновременно, десантники заняли оборону у створок ангара для планетарных машин.

Скажу честно, страха не было. Страх и колебания ушли, когда стало ясно, что кораблю и нам хана. Да, хреново, не успел сделать в жизни многого. А главное — отомстить и уничтожить как можно больше черных уродов. Я знал, что Фред заканчивал монтаж адской машины, и корабль можно взрывать, как только черные тени мелькнут в коридоре. Но до ломоты в зубах хотелось самому всадить плазменную струю из бластера в черную мишень. Знаю, в близком боеконтакте потери космодесанта обычно раз в десять больше, чем у черных дьяволов, все равно оставался шанс лично прикончить хотя бы одного. Возбуждение от предстоящего последнего боя заглушило все остальные чувства.