Инкубатор Twitter. Подлинная история денег, власти, дружбы и предательства

Билтон Ник

Коэн объяснял, что как раз на это время в Иране запланированы массовые протесты. Он спрашивал, можно ли отложить отключение сайта.

«Это может иметь буквально решающее значение для всего, что происходит в стране», – писал он.

Когда Джек пересылал это письмо Бизу, всем, включая Коэна, пришло еще одно письмо, на этот раз из Государственного департамента, что добавило напряженности моменту: «В данный момент в Иране происходит буквально Twitter-революция!»

Это не первое письмо, полученное Бизом по этому поводу. Компанию буквально наводнили послания от десятков людей, обративших внимание на плановое отключение и знавших об иранских событиях либо

участвовавших в них. Биз, Эв и Голдмэн созвали совещание, чтобы разобраться, что делать. Плановые работы на сайте давно назрели, и их отмена в ближайшие дни может убить несколько серверов Twitter, но все сошлись на решении отсрочить отключение. Биз присоединился к Голдмэну, чтобы помочь ему написать пост в блог компании, объясняющий решение.

– Мы недостаточно компетентны, чтобы разобраться в иранской политической жизни, – говорил Голдмэну Биз, когда они сидели в пустой переговорке, придумывая содержание поста. – Мы не знаем, кто там хороший парень, а кто – плохой. Слушай, а там вообще есть хорошие парни? – добавил Биз после паузы. Голдмэн рассмеялся.

Какое-то время они молчали, пытаясь составить краткое описание того, что происходит: они пишут пост в блог, извещающий мир о том, что плановые работы по увеличению мощности сайта Twitter – технологии, пионерами которой они сами являлись, технологии, которой еще три года назад люди пользовались, чтобы рассказать о походе в туалет или чтобы выяснить, где сейчас раздают бесплатное пиво, – приходится отложить из-за того, что Twitter используется на улицах Тегерана для борьбы с властями.

Это было свидетельством гибкости человеческого существа. Дайте человеку дерево, и он сконструирует из него лодку. Дайте ему листок, и он свернет его чашкой, чтобы выпить воды. Дайте человеку камень, и он использует его для защиты себя и своей семьи. Дайте ему прямоугольник и 140 символов на одно сообщение, и он приспособит их для борьбы с диктаторским режимом на Ближнем Востоке.

Биз прервал молчание. Он отметил, что Twitter хочет оставаться совершенно беспристрастным в отношении революции в Иране.

– Я хочу быть уверен, что Twitter в этом никак не участвует, – сказал он и продолжил сочинять пост. – Мы не с ними и не против них. Нам просто нравится такое использование Twitter.

В 16:15 Биз опубликовал пост в блоге на сайте компании. Он объявил об изменении времени плановых работ: «Серьезное обновление сети должно быть произведено для обеспечения дальнейшей работы Twitter. Однако наши сетевые партнеры указывают на то, какую важную роль играет Twitter в иранских событиях как важнейший коммуникационный инструмент. Планировавшиеся на сегодня работы переносятся на завтра и пройдут с 14 до 15 часов по Тихоокеанскому времени (1:30 в Иране)». И в конце добавил: «Наши партнеры берут на себя риск не только ради Twitter, но ради других сервисов, которые поддерживают по всему миру. Мы рекомендуем им быть гибкими в этой сложной, не располагающей к гибкости ситуации».

План Биза привел ровно к обратным последствиям. История стала глобальной. Разговоры о Twitter и его роли заполнили первые полосы газет по всему миру.

Марк Лэндлер, международный корреспондент New York Times, первым опубликовавший новость, отметил: «Несмотря на то что администрация Обамы будто бы пытается всячески избежать таких слов или дел, которые могли бы быть расценены, как американское вмешательство в президентские выборы в Иране», однако на деле оно в них вмешивается. «Утром в понедельник 27-летний чиновник Государственного департамента Джаред Коэн отправил письмо сотрудникам сайта

социальной сети Twitter с необычным запросом: отложить запланированные работы по техническому переоснащению глобальной сети, – писал Лэндлер, узнавший об отсрочке из своих источников в Госдепе, – которые отрезали бы от сервиса иранцев, обменивающихся через Twitter информацией и сообщающих всему миру о растущем как грибы после дождя протестном движении в Иране».

Буря в СМИ только начиналась.

– Я бы не узнала про Twitter из громкоговорителя, – заявила Хиллари Клинтон на пресс-конференции еще в начале протестов. – США сильно и страстно верят в основной принцип – свободу высказать мнение, – продолжала госсекретарь, стоя на подиуме в окружении десятков телекамер и журналистов. – И это случай, когда одно из средств выражения мнения – Twitter – оказывается очень важным не только для иранского народа, но постепенно и для всех людей во всем мире, прежде всего для молодежи.

После статьи в New York Times недовольны остались все вовлеченные стороны: Белый дом, Государственный департамент, и, разумеется, Twitter.

В Государственном департаменте фамилию Коэна теперь в основном употребляли с прилагательным «уволен». Когда он появился на давно запланированном совещании с коллегами из Белого дома, то выглядел так, словно подхватил птичий грипп.

– Что за фигню ты учинил? – спросил его приятель из Белого дома. – Да и выглядишь хреново.

Коэн вернулся в департамент, где ему велели посидеть за столом и подождать решения своей судьбы. Клинтон спорила с высшими чиновниками президентской администрации, которые настаивали на громком увольнении Коэна и всех причастных к делу Twitter. Госсекретарь возражала, утверждая, что люди делают свою работу в условиях меняющейся культурной парадигмы и Twitter – один из главных элементов этих изменений. На следующий день, во время утреннего совещания, Клинтон встала, подошла к месту, где сидел Коэн, положила на его стол New York Times и указала на пресловутую статью.

– Это здорово, – сказала она, едва не проткнув пальцем газету. – Именно так и надо было поступить.

А вот с другим человеком, официально не числящимся среди сотрудников, поступили не так мягко. В статье New York Times имя Джека упоминалось: вот человек, который согласился дать отсрочку отключения сайта. И хотя вины Джека в том, что его сочли принимающим основные решения, на этот раз не было, но Биз, Эв и Голдмэн уже не стали разбираться. Прочитав про Джека, они пришли в страшную ярость.

Биз и Эв несколько дней отклоняли все просьбы об интервью по поводу ситуации в Иране, заявляя, что не считают «подходящим» для Twitter вмешиваться в такую нестабильную политическую ситуацию, особенно когда протестующих разгоняют правительственные войска.

Казалось, Twitter занял определенную позицию в международной словесной войне. Казалось, Twitter определился, по какую сторону моральной и дипломатической баррикады ему находиться. И это последнее, чего хотелось создателям Twitter.

Случайный миллиардер

– Держу пари, он хочет купить нас, – сказал Голдмэн Александру Макгилливрею, недавно присоединившемуся к компании в качестве главного юриста. Эв смотрел на обоих, спокойно поедая сэндвич в ресторане «Чарлиз» в Пало-Альто.

– Ни за что, – парировал Александр по прозвищу Эймак, что звучало как приветствие. – Только не после того, что мы сотворили. Теперь они ни за что не будут пытаться нас покупать.

– Я согласен с Эймаком, – сказал Эв. – Брось, это было бы уж совсем странно.