Инкубийственные тайны
Шрифт:
Теперь у нее нет ничего… Ни Жуана, ни выигрыша. И боль от потери первого настолько сильна, что от потери второго лишь жалкое разочарование, словно от невыполненного задания.
А еще мальчишка этот… Понятно, что всего лишь инкуб. Пешка, которую они с братом умело подвигали на шахматной доске и отпустили прыгать с клетки на клетку. Пешка, которая смотрела на нее таким восторженным взглядом… Пешка, так забавно пытающаяся ее защитить, хотя это она… Она должна его защищать!..
Аусваинга даже не удивилась, когда, одевшись и бесшумно скользнув вниз по лестнице, наткнулась у двери на брата.
— Иди обратно спать, — устало вздохнул Эрстен. — Я сам найду его. А тебе гулять по этому городу опасно.
Урстенера послушно кивнула, соглашаясь. Город, по которому бродит еще живой Жуан, для нее и правда опасен. Неизвестно, что она натворит, когда увидит любимого. Может, бросится на колени и начнет вымаливать прощение… Настрой сейчас был именно такой. Она винила именно себя за все случившееся.
Брат прав. Надо выспаться. Собраться, взять себя в руки и сосредоточиться. Слабость — непозволительная роскошь, а сожаления о несделанном — вообще не аусваинговые эмоции.
У них все получится!.. Они почти у цели…
Черт! Сколько раз уже она утешала себя этой фразой?! Почему-то сейчас она совсем не помогала.
— Просто проверь, все ли с ним в порядке. Мы же отвечаем за него перед Баджэеном…
Теперь уже Эрстен послушно склонил голову. Сестра снова была спокойная, разумная и решительная. Редкая для нее минута слабости миновала…
Глава 13
Сливаясь с тьмой и стенами, Эрстен добрался до публичного дома, где, если верить остаточному фону, в этот момент должен был находиться Итшуан.
Отозвав в сторону одну из проституток, мужчина осторожно выяснил, что инкуб был здесь не так давно вместе со старшим братом, очень похожим по описанию на Жуана, а потом ушел… Хм!..
Аусваинг бесшумно, в щелку, или, наоборот, нагло, с ноги, осмотрел все комнаты. Нашел ту, в которой совершенно точно совсем недавно был Итшуан — все было буквально пропитано его запахом, и везде валялись следящие метки, те самые, которые Эрстен россыпью повесил на мальчишку. Следилки, частично сломанные, были раскиданы хаотично, словно от довольно сильного взрыва — на полу, на стенах, на потолке… И эпицентром взрыва была кровать, на которой в бессознательном состоянии лежала девушка.
Вот тут-то мужчина понял, что кто-то их перехитрил…
При первой инициации инкуб практически перевоплощается, скидывая с себя всю энергетическую оболочку и выпуская на волю своего внутреннего демона. Но кто ж мог предположить, что мальчишка, честный и прямой, как палка, да еще и специально обозленный, кинется не в храм, а в публичный дом?! Он же глаз не отрывал от Урстенеры!.. Неужели назло ей?..
Слегка перепутал воинственного Тевавора Мохеса с богом разврата и заглянул к жрицам любви?
Злиться и нервничать не было смысла, следовало как можно скорее поймать парня и снова навесить на него следилки, а еще разозлить… или как-то надавить… может, напомнить о матери?..
Главное, нельзя было напрямую требовать от него изменить прошлое, потому что храм сжигали аусваинги.
По сути, брат с сестрой решились на эксперимент, который никогда раньше никто не совершал или совершал, но не выжил. Потому что сами они ни о чем подобном не слышали.
Можно было перемещаться в прошлое не только самим, но и с небольшим живым грузом. Любимой собачкой, конями, запасом пищи, клановым инкубом… Но при этом за все привезенное с собой из будущего аусваинг нес ответственность, стараясь избежать риска появления еще одного пласта реальности.
В принципе, Урстенера с Эрстеном не собирались спасать храм от своих, им просто надо было успеть оказаться там до того, как его разрушат, переговорить с монахами и забрать то, что спрятала Матерь Всего Сущего.
Конечно, можно было медленно, шажок за шажком, перейти в прошлое примерно так, как поступила Урстенера в другом храме в самом начале своих поисков. Это заняло бы очень много времени, ведь уходить назад понадобилось бы на несколько часов, а каждый шаг — это от силы пять минут. Только все равно вышло бы быстрее, чем их текущий выбор.
Но никогда не поздно вернуться обратно на год вперед и провернуть этот переход. Если, конечно, изменения реальности уже не начались…
Риск, что это засчитается как вмешательство в события, связанные с аусваингами, был, но опять же сейчас они рискуют гораздо больше!
Да, они могли выбрать занудно-осторожный и ничего не гарантирующий вариант… Никакой уверенности, что они успеют получить нужный ответ. Один. Все остальные вопросы совершенно точно так и останутся неотвеченными.
Аусваинги приняли иное решение. Запустить в прошлое Итшуана, прямого и честного, заметного, как сигнальный маяк. Сделать так, чтобы он сам сбежал от них, почти ничего не зная и не имея возможности никому их выдать. И посмотреть, кто на него клюнет.
А сами рассчитывали следить и за ним, и за собой в прошлом, и за Жуаном… И постепенно выяснить все.
Теперь же их наживка, скинув все метки, исчезла!.. То есть кто-то оказался хитрее, чем они?!
Или просто очередное загадочное совпадение? Неиницированный инкуб на пути в храм решил заглянуть в публичный дом в компании второго инкуба, которому в публичном доме делать абсолютно нечего?!
Урстенера с Жуаном трахались так же часто, как кролики, и так же долго, как дикие свиньи… Черт бы их всех побрал! Конечно, парень — инкуб, но все равно не двужильный же! Откуда у него силы еще и на шлюх?!
Перед тем как обрадовать сестру свежими неприятностями, Эрстен решил заглянуть в их старый дом и посмотреть, может быть… возможно… мало ли… Короче, убедиться, вдруг Жуан притащил Итшуана в их клан?
Конечно, тогда они уже совершенно точно в новой реальности, в которой второй инкуб появился у них на год раньше, еще до смерти первого.
Интересно, что произойдет при этом с договором? То есть он обязательно должен быть заключен, раз он заключен, только интересно — как?
Любой аусваинг пришельца из будущего почувствует сразу… и, насколько Эрстен знал самого себя и свою сестру, они, скорее всего, спрячут мальчишку «до выяснения». Вот только что-то выяснить у этого упертого козла будет сложно, он ведь даже то, что знает, может не рассказать из чистого упрямства.