"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— Все он разумеет, — продолжал Сыч, — написал он, значит, бумагу и послал своего холопа с ней.
— И куда холоп пошел? Знаешь? — спросил солдат.
— Вот и я та подумал, куда холоп с ней пойдет, подумал, что господину коннетаблю будет интересно, взял да и пошел за ним. А холоп то пошел к замку.
— К нашему? — зачем то спросил Волков, как будто там были еще замки.
— К вашему, экселенц, к вашему. Только не в сам замок, туда бы его не пустили, стемнело уже. А пошел он к башне,
— К донжону.
— Ну да, в той башен окно одно святилось, холоп стал свистеть, свистел, пока из окна не выглянула баба.
— Ты, ты ее разглядел?
— Да куда там, темень же кругом, я по голосу понял, что баба. А потом эта баба из ворот вышла, стражники ее выпустили ночью.
— Ты разглядел ее? — не отставал солдат.
— Экселенц, темно было, луна чуть светила, да мало видно было, видел я, что она ростом с холопа трактирщика, а тот не махонький.
— Так-то была, эта кобыла Франческа, — догадался Еган.
— Так вот, баба потом пошла в замок, а холоп не уходит, ждет. И я жду.
— Хитер ты, Сыч, — восхитился Еган.
Сыч, не без гордости согласился, кивнув головой. И продолжил:
— Подождали мы с ним малость, и эта баба вышла опять, потолковали они с ней и холоп пошел обратно. Я за ним. Холоп пришел в трактир и из рукава достает бумагу. Отдает трактирщику. Трактирщик ее читает, и садиться писать ответ. Трактирщик, значит, бумагу пишет, а я гляжу: калека то в трактире сидит, ждет. Трактирщик бумагу дописал и убогому ее отдал.
— А ты глянул, куда он пошел? — спросил Волков.
— Хотел, было, да куда там, пока я к двери шел, он как растаял. Словно не было его. Хотя я в темноте хорошо вижу.
— Еган, а много в Рютте убогих? — поинтересовался солдат.
— А чем убог то он был? — спросил Еган у Сыча.
— Доходяга, кожа да кости, сам пег, годков за тридцать, бороденка, как у козла, крив на правый бок, хром на правую ногу. Ходит — качается, — четко описал убогого Сыч.
— Так — то наш сапожник, — сразу догадался Еган. — Его так и кличут — кривой Стефан.
— Сапожник, значит, — задумчиво произнес солдат. И помолчав, добавил, — думаешь, письмо было от этого скомороха ла Реньи?
— От скомороха, не от скомороха, к чему нам гадать, мы, чай не цыгане, — отвечал Сыч, — возьмем колченогого, да спросим, от кого письмецо то было.
— Молодец, ты, Сыч, — сказал солдат.
— Для вас, экселенц, стараюсь, — отвечал ловкий мужичок, заметно и заискивая и с просящими нотками в голосе.
— Чего? — спросил Волков. — Деньги нужны?
— Нужны, экселенц, поиздержался я, — мямлил Сыч.
— Я ж тебе давал, и не мало, пропил что ли?
— Нет, экселенц, я к вину равнодушный.
— А что, кости?
— И играть я не люблю.
— Да не мог ты столько денег прожрать, — и тут солдат догадался, — на баб спустил все.
— Да не то, что бы на баб… На одну… Тут появилась в трактире одна бабенка. Молодая. Вся такая… аж голова от нее кругом, похлеще, чем от вина.
— И ты, дурак все деньги на нее спустил, я ж, вроде, тебе пол талера давал, ты все потратил?
— Уж больно она много берет, — виновато отвечал Сыч.
— Так, брал бы кого попроще.
— Да рахобы и шваль мне без интереса, — объяснял Сыч.
— Я твоих девок оплачивать не буду, — произнес солдат зло, — Еган дай дураку двадцать крейцеров.
— Маловато, экселенц, — мялся Сыч.
— Маловато ему, — возмущался Еган, — мужик на такие деньги со всей семьей месяц живет.
— Экселенц!.. Еще бы хоть десяточку…
— Иди, иди, — выгонял его Еган, — господин хворый, а тут ты еще… Иди в кабак да сторожи там трактирщика.
— Ни пфеннига больше, — отрезал солдат. — Сиди там и смотри в оба. И что бы денег тебе на десять дней хватило.
Когда Егану удалось выгнать Сыча, он спросил:
— Вы может поесть, чего желаете, аббат велел вам всего давать, что в кладовых есть.
— Позови ка Сыча обратно, — сказал коннетабль чувствуя, что силы потихоньку возвращаются к нему.
— Да зачем же он дался то вам.
— Зови, — Волков сел на кровати и поморщился от боли в ноге. Взял молоко, стал пить без удовольствия. Через силу.
Сыч вернулся. Стоял, ждал, пока Волков допьет. Тот допил и начал:
— Трактирщика брать думаю.
— Нельзя так, экселенц.
— Почему.
— Возьмете вы трактирщика, а он в деревне человек видный. О том сразу разговоры пойдут. И тот, кто письмецо то ему слал об этом и узнает. И тогда ищи ветра в поле. Жидка брать нужно напоследок.
— А что ж нужно делать?
— Так убого брать нужно, да и этого тихо, в ночь, чтобы слухи не пошли. Волков вспомнил, что со старостой из малой Рютте Сыч оказался прав. Да и сейчас он говорил дело.
— Ну, что ж, значит, будем брать ночью.
— Да, тихонько подъехать с телегой, дверь не ломать, позвать на улицу, мешок на голову и в подвал. А там уже спросить, от кого он бумаги носит, и желательно все вызнать до утра, пока его не хватились.
— Каков ловкач! — восхитился Еган. — Откуда ты все знаешь?
Но Сыч на него даже не взглянул, он заискивающе улыбался Волкову.
— Экселенц, может, пожалуете еще хоть десять крейцеров?
— Еган, дай ему деньгу, — сказал Волков.
После ухода Сыча, толи от молока, толи от новых событий, но солдату захотелось есть. Морщась от боли в ноге, он откинул одеяло и произнес: