"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— Нравится нож? — не стал хвастаться Волков.
— Ламбрийский, работы доброй.
— Дарю, — произнес солдат.
Сержант ухмыльнулся:
— Ну, спасибо. Ну, а что мне сказать барону?
— Скажи, что помяли меня, и болт я в ногу получил. Отлежусь, подлечусь и через пару дней приеду.
— Ну, добро. Лечись, брат.
— Бывай.
Сержант вышел из комнаты.
— Еган, — позвал Волков.
— Что, господин?
— Пусть приготовят что-нибудь на завтрак. Два яйца вареных, хлеб, и молока согреют. И меда. Не забудь меда.
— Ага, распоряжусь, — он повернулся.
— Стой, и еще пусть ведро воды согреют. И
— Хильду что ли?
— Брунхильду, да.
— Так не придет она. Горе у них.
— Горе? Что за горе?
— Так старший сын трактирщика, брат ейный, которого вы к монахам послали, так сгинул он.
— Как сгинул?
— А так и сгинул. Уехал, и более его никто не видел.
— Он же на моем коне уехал.
— Ага, еще и седло взял. И, скорее всего, взял черного жеребца. Самого дорогого. Да, точно. Вороново взял. — Радостно сообщил Еган. — Любой бы в его возрасте захотел бы по деревне на таком коне проехать.
— Чему ты радуешься, болван? Тот конь дороже, чем эта харчевня будет. Это боевой конь, он этого дурака сбросил где-нибудь да сбежал. Этот дурак с переломанными лытками в дорожной канаве валяется, а коня мне искать придется.
Но если и нужно было кого упрекать солдату так это себя, это позволил мальцу взять такого коня, сам виноват, впрочем, вчера ему не до коней было.
— Ну, так я подсоблю, — сразу стал серьезней Еган, — вместе искать коня будем. Мне седлать коней?
— Сначала завтрак и воду, затем перебинтовать ногу, только потом седлать.
— Ага, распоряжусь.
Топая по лестнице, Еган сбежал вниз, не закрыв дверь, а сам Волков повалился на кровать.
Он стал прислушиваться к себе, к своим ощущениям. «Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются». А вот и она, самая страшная часть фразы — ожидание болезни после увечья. Он даже вспомнить не смог всех боевых товарищей, которые умерли после не смертельной, казалось бы, раны. И все у них всегда начиналось с двух верных предвестников смерти — жар и лихорадка. Волков вспомнил одного своего старого друга, который получил стрелу под ключицу. Стрелу и наконечник благополучно извлекли, а друг слег от жара, и его трясло как паралитика. В летнюю жару он тянул на себя одеяло и трясся от холода. И бесконечно пил. Пил и пил воду. На время он терял сознание, и ему становилось жарко, он скидывал одеяло. Но только на время. Затем снова кутался.
— Лихорадка, — сказал доктор.
— Пути Господни… — сказал поп.
Он еле выжил, но былую силу так и не набрал, ушел из солдат больным.
Вот теперь Волков лежал на кровати, слушал дождь и прислушивался к себе. Нет, жара, судя по всему, у него не было. А лихорадки тем более. Но он знал, что эти два верных предвестника болезни и смерти на первый день после ранения могут и не прийти. Когда-то он даже пытался читать медицинские книги, но про то, откуда берется лихорадка и почему приходит жар, там не было. Там было все: про разлитие черной желчи, про легочную меланхолию и про грудных жаб, но ни про лихорадку, ни про жар ничего. Только какая-то муть про то, что лихорадку приносит восточный ветер, а жар случается от духовных потрясений и любовной тоски. Но вся беда заключалась в том, что всех его знакомых и друзей нельзя было уличить ни в одном, ни в другом, да и восточный ветер с ними бы не совладал. Поэтому Волков продал толстые фолианты с картинками, которые
Он встал, попробовал наступить на ногу. Боль была терпимой, намного менее чувствительной, чем в плече. Да, плечо болело, и болело так, что он даже не смог бы сам одеться.
— Еган! — крикнул в открытую дверь.
И услышал топот по лестнице.
— Завтрак еще не готов, вода не согрелась.
— Не могу сам одеться, помоги.
— Рубаха ваша постирана, высушили над очагом, — сказал Еган, вытаскивая рубаху из сложенных в углу вещей. — Садитесь, давайте левую руку. Ух ты, ужас.
— Что там?
— Вчерась плечо таким синим не было. Косточки б целы бы были.
— Нужно ехать к монахам.
— Сейчас поедем, господин. Позавтракаете и поедем. Только вчерашние ваши сапоги не просохли, я их от крови-то отмыл, но у огня сушить не стал, что б не заскарузли.
— Правильно, посмотри у меня в вещах, еще один должны быть.
— Так я уже их достал.
— Молодец. Ты-то мне помогаешь, а дела свои делаешь?
— А какие сейчас дела? До уборки еще шесть недель, коровенка наша сама пасется, в огороде жена ковыряется. Дел-то особых нету. Крышу, правда, хотел покрыть, течет. Да к зиме покрою. Авось, до зимы не смоет. А вот вы вчера монетку дали и сапоги. — Он поглядел на свои начищенные сапоги, которые резко контрастировали с остальным его гардеробом. И сказал удовлетворенно: — Добрые сапоги. Где б я еще такие взял? Да нигде. Мне все наши мужики завидуют. Ихние бабы их пилят, меня в пример ставят. Говорят что я проворный. Господина щедрого нашел, а я вас-то и не искал, просто первый на глаза попался.
— Пошли, проворный, умыться мне поможешь.
Даже завтрак становится непростым делом, когда работает только одна рука. Волков завтракал, а Еган сел за соседний стол и что-то рассказывал. Солдат не прислушивался. У него болело плечо. И тут Еган сказал:
— Вот, у дезертира в сапоге нашел, — и положил на стол кошельки.
— Кто нашел?
— Жена моя, да жена трактирщика. Полы мыли да за лавкой нашли. А еще в одежде и в вещах.
Он вытряс деньги на стол перед Волковым. Денег было немного, но кроме денег там было золотое кольцо. Тяжелое, с красным камнем. А еще там был клочок хорошей бумаги.
— Два с половиной талера без меди, мы посчитали. Никто ничего своровать не мог, мы все вещи собрали. Все цело.
— Да? А где тогда арбалет? Я его ни в вещах, ни в оружии не видел.
— Какой арбалет? — спросил Еган.
— Из которого мне ногу прострелили.
— Я спрошу у трактирщика. А еще трактирщик сказал, что эта бумажка, — он постучал по бумажке пальцем, — это вензель.
— Что? — не понял Волков.
— Вензель. Трактирщик говорит, что в городе, в одном месте, он, правда, не знает, в каком, по этой бумаге можно кучу денег получить.
— Вензель?
— Ага.
— Может, вексель?
— Ага.
Волков никогда не видел векселей. Все расчеты в ротах происходили наличными. Он взял бумажку, но одной рукой развернуть ее не смог. Еган помог ему. И он прочитал написанное, поглядел на мужика, спросил:
— Ты где ее взял?
— Так в сапоге было. Вот в этом, — Еган похлопал рукой по правому сапогу. — Я его с мертвяка то тяну, а она и упала.
— Это не вексель.
— А что же? Трактирщик, вроде, грамоте и обучен, а прочесть не мог.