"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— Ясно, — грустно сказал слуга, а Волков повалился на перины.
Давно, давно он не испытывал таких ощущений: тепло, мягко, сытно, ничего не болит, и не нужно в ночь и в дождь заступать в караул. Вот так и жили благородные. Так жили обладатели гербов. Он думал, если все получится, то у него тоже будет герб, и дом, и перины.
Он задвинул занавеску кровати и теперь даже сквозняк не беспокоил его, даже можно было пока не укрываться, и тут черт дернул его подумать о женщинах и он сразу вспомнил ее. И десяток мыслей начали рвать его предсонное умиротворение в клочья, как волки дерут падшую
— Как зовут молодую госпожу? — спросил солдат.
— Хедвига, — обычно Ядвигой.
— Хедвига, — повторил солдат. — Капризная или воинственная. Ей подходит. А что же она не замужем? Иль приданного мало?
— Женихи то были, приезжали, много было. Сватов приезжали вереницы, что крестный ход. Вроде даже граф какой-то приезжал старый.
— И что?
— Да ничего, до сих пор не замужем она.
— Ну, а дело-то в чем?
— Ну, а я почем знаю?
— Ну, а что говорили?
— Да ничего не говорили. Дура она, говорят. Давайте уже, господин, спать будем, мне вставать затемно, а мне еще сало для сапог найти.
— А еще тебе палку в виде меча выстругать и палку в виде копья, и щит сплести. Плести-то умеешь?
— Плести — дело не мудреное, все умеют. А зачем это?
— Чтобы не бездельничал.
— А когда это будет нужно? Завтра что ли?
— Нет, к воскресной мессе, болван. Конечно же, завтра. Учить тебя буду. Ты ж хотел учиться?
— Хотел… завтра сострогаю.
Еган замолчал. И солдат молчал. Еган вскоре заснул, а вот солдат заснуть уже смог. В комнате было уже не тепло, а жарко, и от того, что ворочался с боку на бок — рука заныла, и мысли лезли в голову, и воспоминания, и лица, лица. Лица врагов, лица командиров, лица подчиненных, лица друзей и их могилы, и девица эта хамоватая, дочь барона. Как вспоминал про нее, так хоть вставай за меч хватайся. Он и вставал, подходил к узкому окну, смотрел в темноту. Теплый ветер заносил в окно морось. Еган храпел. Где-то далеко завыл волк, тут же в деревне ответила лаем собака, затем другая, и еще одна совсем рядом с замком, и тут же дружно, хором, отозвались собаки из псарни барона. Но видимо разбудили псаря, тот их успокоил, а Еган все храпел. Солдат подошел к нему и пнул в ногу.
— Чего? — проснулся тот.
— Хватит храпеть, спать не даешь.
— У-у-у… прям как моя жена, — пробурчал слуга, поворачиваясь на бок.
Волков лег, огонь в камине догорел, было тепло.
«Как бы заснуть-то, а то вставать уже скоро, — размышлял он, — главное — не вспоминать эту бабу». И тут, где-то совсем рядом, заорал первый петух.
«Ну вот, можно уже не ложиться», — солдат вздохнул.
— Господин, господин, вставайте, ну, завтрак на столе, кони оседланы, стоят, бабки уже, вон, в церкву пошли. Поедем мы сегодня в монастырь? И сержант вас спрашивает.
У аббата было много дел. У солдата тоже, но дела аббата, видимо, были важнее, и поэтому солдат терпеливо ждал, пока тот освободится. Он давно уже передал письмо отца Виталия и сидел в приемной на черной, древней лавке. Наконец, тяжелая дверь отворилась и молодой, лысый монах, войдя, произнес:
— Отец Матвей просит вас.
Солдат вошел в большую обеденную залу. Света здесь было немного, потолки черны, закопчены, столы и лавки старые, тяжелые. На одном из столов лежали большие листы, на них были планы и чертежи. Рядом сидел немолодой уже монах, на его груди, на простой веревке, висел деревянный крест. Монах был почти лыс, он встал, улыбнулся, сделал шаг на встречу. Совсем не стариковские глаза глядели на солдата, пытливые и внимательные. Монах подал руку, Волков коротко поклонился, взял руку монаха и поцеловал.
— Рад, действительно рад видеть вас, доблестный воин, победитель дезертиров и новый коннетабль Рютте. Отец Виталий пишет о вас в превосходных формах.
— Как бы он меня не переоценил. Он слишком добрый человек.
— Верно, верно, он у нас такой.
— Вы знаете, о чем я хотел вас попросить? — сказал Волков.
— Знаю, — ответил аббат. — Но я вам откажу.
Солдат растерялся, даже опешил, он никак не ожидал такого быстрого отказа.
— То есть… Я просто хотел, чтоб в феоде Рютте… я просто хочу в Рютте навести порядок.
— Там не будет порядка, пока сам сеньор и есть беспорядок.
Солдат смотрел на него непонимающе.
— Да, да, сын мой. Ваш наниматель вздорный пьяница, задира и дуэлянт. Жадный человек, дерущий со своих холопов последнее, — монах вздохнул. — Люди его — самые бедные в графстве, стыдно сказать, но настоятель прихода в Рютте — просто нищий. Вы ведь видели отца Виталия?
— Видел, он мне показался отзывчивым и понимающим.
— Добрейший человек. Он сам чинил крышу в приходе с добрыми людьми, которым ему нечем было заплатить.
— Мне казалось, что моя затея — богоугодное дело, — произнес солдат. — Может, его люди так бедны, потому что нет порядка в земле его?
— Именно, именно. Я звал его приехать поговорить многократно. Он не явился. Я не гордец, я поехал к нему, он меня не принял. Я не гордец, я поехал к нему еще раз, а он демонстративно уехал на охоту. Он не хотел говорить со мной, потому что знает, что грешен, и не хочет каяться.
— И все-таки, я думаю, хороший аудит улучшит положение людей в феоде.
— И я так думаю. Точно так же, как вы. Но, полагаю, что начинать нужно с головы, сын мой. Пусть фон Рютте сам приедет, я хочу, что бы этот задира поговорил со мной. Просто поговорил.
— Странно, — вздохнул солдат. — А мне один поп говорил, что церковь всегда будет поддерживать богоугодные дела, не выставляя предварительных условий.
— Сын мой, — аббат усмехнулся, — стоя баталию против кавалерийской атаки, что бы вы раздали своим войнам: мечи или пики?
— Конечно, пики.
— Вы знаете наверняка?