Инквизитор. Мощи святого Леопольда
Шрифт:
Дойдя до него, они вдвоём набили кирасу камнями и комьями земли, чтобы не качалась во время попадания, и водрузили её на старый пень.
– Запаливай,– крикнул Рудермаер.
Пилески установил мускетту на рогатку, стал целиться. Ёган и рыжий мастер отошли в сторону, что не дай Бог не зацепило.
Пилески поднёс дымящийся фитиль к полке с порохом.
ФффсшшпаааХх! – грохнуло так, что Волков невольно закрыл уши руками. Огромное облако белого дыма ветерок понёс в сторону.
Ёган подошёл к кирасе и крикнул:
– Нет дырок.
– Конечно, нет,– крикнул солдат,– дурень и близко не попал.
– Заряди ка, я пальну,– сказал недовольно Скарафаджо.
Рудермаер не поленился, прибежал, стал помогать заряжать мускетту, они снова шептались, а солдат только улыбался, глядя на них. Теперь стрелял Роха. Он целился долго, и наконец, приказал Пилески поднести фитиль:
– Запаливай!
ФФссшшПаХХ! На этот раз выстрел звучал по-другому, и Роха был заметно ближе к цели. Пуля вырвал маленький кусок земли вместе с травой в трёх шагах точно перед кирасой.
– Сатана под руку толкнул.– Зло сказал Скарафаджо.
– Я б из арбалета уже два раза попал бы.– Заявил Волоков язвительно.
– Ну, так попади из этой чертовщины.– Сказал Роха, протягивая ему мушкет.
Волоков не взял и сказал Виченцо Пилески:
– Ну, заряжай.
Снова прибежал Рудермаер, они стали вдвоём заряжать оружие.
– Сыпь больше,– говорил мастер аптекарю тихо,– оба раза не долетело.
– Разорвёт, боюсь.– Отвечал тот.
– Не разорвёт, сыпь больше.
– Не сыпь больше,– произнёс солдат, ему самому хотелось попробовать,– сыпь как в прошлый раз. Я сам выстрелю.
Мастер и аптекарь посмотрели на него с удивлением и продолжили.
Теперь целился солдат, он учёл расстояние, взял угол больше чем Скарафаджо, всё рассчитал, ну, насколько мог верно, а рядом, с тлеющим фитилём в руках стоял аптекарь. Ждал приказа.
– Пали, – скомандовал Волков.
Тот поднёс фитиль.
ФФссШшППаххх.
К грохоту солдат был готов, а вот сильного удара в плечо не ожидал. Пока он отходил от боли в плече, да пока рассеивался дым, Ёган уже проорал радостно:
– Попали, господин.
– Пробил?– Орал Роха.
– Кажется, пробил,– негромко сказал Пилески.
А вот солдату не казалось, он и сам видел, что кираса пробита. Рудермаер вытряс из кирасы землю и камни и торжественно нёс её хозяину. Принёс.
Роха отнял кирасу у него, ковырял пальцем дыру:
– Прямо на ребре пробило, я говорил тебе Фолькоф, а ты не верил.
Ну, кто оказался прав?
– Ты бы стрелять поучился лучше,– отвечал солдат чуть раздражённо.
Да, он был раздражён, а ещё он был удивлён… и даже подавлен. Да именно подавлен. Случилось что-то невообразимое, о чём он и думать не мог. Случилось то, что рушило его мир. Мир крепких лат, сильных арбалетов, алебард и пик. Теперь весь этот размашисто перечеркивало, какое ни будь хлипкое ничтожество с мускеттой в руках. Да ещё этот Роха тряс перед ним дырявой кирасой, радостно вопрошая:
– Знаешь что это? Знаешь?
– Моя кираса,– ответил Волков зло.
– Нет, это не твоя кираса.
– А что же это?
– Твоя серебряная посуда, дорогие кони и дом с холопами? – Говорил Скарафаджо радостно.
– Да?– Всё ещё раздражался солдат.– Прямо дом с холопами?
– Это само собой, но я сейчас о другом. Друг мой, Фолькоф, я держу в руках смерть благородных. Им конец, больше они не смогут прятаться за своими дорогими доспехами. Понимаешь? Это их конец. И конец этой сволочи из Хйланда, что слезают со своих гор. Теперь вся эта горская сволочь уже не будет кичиться своими латами, которые стоят сорок коров. И эти имперские ландскнехты тоже спесь поубавят. Понимаешь?
Солдат прекрасно понимал это и от души хотел дать Рохе в морду.
– Ты же сам болтал, что ты идальго,– зло сказал Волков,– говорил, что у вас в терции каждый четвёртый идальго.
– Все наши идальго, и я в том числе, идут в терцию как простолюдины, потому что на коня и доспехи денег нет. А теперь и здешние благородные будут не важнее, чем нищий идальго. Понимаешь о чём я? Эта штука всех уровняет.
Он продолжал трясти кирасой. Солдат грубо вырвал её из рук Скарафаджо и сунул её Рудермаеру:
– Заделаешь дыру, и что б красиво было.
Тот молча кивнул, забирая кирасу. А солдат вырвал из рук аптекаря кожаный мешочек с порохом, пошёл хромая к коню.
Роха, запрыгал на своей деревяшке за ним:
– Ну, что будешь делать? Давай решай, дело верное. Ты не прогадаешь. Мы эти мушкеты будем продавать сотнями.
Волков молчал, Ёган помог ему сесть на коня.
– Ну, что ты молчишь? – Не отставал Скарафаджо, хватая его за стремя.
Солдат нащупал в мешочке с порохом пулю, достал её, она была из свинца и величиной с большую вишню. Он подбросил её на руке и произнёс:
– Приходите к обеду в трактир, я подумаю.
И поехал в город.
– Что он ответил?– Спросил Пилески, подходя к Рохе.
– Сказал, что бы пришли в трактир к обеду,– со вздохом отвечал тот.
– Думаешь, он возьмётся?
– Молись, коли знаешь молитвы, что бы взялся.
– Да мы уже, почитай год молимся,– сказал подошедший Рудермаер.– Да только все смеялись над нами.
– Вот и ещё помолись,– зло сказал Роха.– Он не смеялся. Он думает.
Он всегда думал, чёртов умник.
Во дворец архиепископа ехать было рано, но он всё равно поехал.
Оставил коня в конюшне, поднялся в залу приёмов. Думал, дождётся там назначенного времени, а там уже было много народа. И все важные господа. Не ленились, приходили рано, ждали. А вот ему ждать не пришлось. Монах у пюпитра сразу его заметил, и побежал докладывать канцлеру.
Брат Родерик не поленился, вышел из-за стола навстречу солдату.
– Рад видеть вас, – сын мой тихо заговорил он, улыбаясь,– и рад сообщить, что вопрос ваш решён положительно. Как только я рассказал Его Высокопреосвященству о ваших подвигах, он незамедлительно распорядился об акколаде.