Инквизитор. Раубриттер
Шрифт:
– Сегодня ставьте лагерь, а завтра займитесь делом. – Сказал Волков, пробуя вино из кубка.
– Заняться стрельбой? – Робко поинтересовался Вильгельм.
– Дурень, – сказал Роха. – Стрельба – это само собой.
– Завтра выделите кашеваров, а после завтрака сразу отправляйте людей копать глину и рубить орешник. – Произнёс кавалер.
– Будем строит бараки? – Догадался Игнасио Роха.
– Да, потом закажем дерева и построим людям жильё. С печками, тюфяками и нарами, зима уже не за горами.
Начали обсуждать это, а тут и Брюнхвальд пожаловал, Волков и его пригласил за стол. Рад
И тут кавалер вдруг заметил, что все эти люди выглядят счастливыми. И Брюнхвальд, который уже закончил строить сыроварню для жены, и теперь сидел, держал её руку в своей руке, и Рене, всё улучшавший свой дом и говоривший о стёклах и рамах, и Бертье, пропадавший целыми днями на охоте. Да и все остальные. Даже приехавший с Волковым отец Семион, и тот уже готовился завтра ехать в Мален для утверждения на приход. Все они жили своей жизнью и были этой жизнью, кажется, довольны. Никто не спросил у него, зачем он привёл столько людей с собой. Никто не хотел знать, что он замышляет. Нет. Все они ели и пили, болтали и смеялись. А он собрал их для того, чтобы сказать им, что скоро будет у них дело. И не какие-то сыроварни, стёкла в окна и охоты с собаками, а настоящее дело, которым они занимались всю свою сознательную жизнь, и просит об этом деле сам архиепископ Ланна. Нет, ничего такого говорить ему теперь не хотелось.
В кавалера и в самого стала проникать эта теплота благодушия и мира, что исходила от всех этих людей. Особенно, когда он видел свою красавицу рядом с собой. Она стояла или сидела рядом, и обида за бросовый лен, что ему жаловал герцог, была уже не так остра. Она смеялась, прикрывая рот, чтобы не показывать отсутствие зуба, и желание пограбить, награбить денег утихало. И дорогущий замок, что прибавлял любому человеку небывало высокий статус, вроде как, не так уже и нужен, когда эта женщина невзначай касается его. Живут же другие без замков. Всё его боевое настроение таяло. Он, конечно, ещё спросил у Брюнхвальда:
– Карл, а как ваши люди, коли надобность будет, возьмутся за железо?
– За вас или для вас – непременно. – Коротко ответил Брюнхвальд и снова продолжил свой глупый рассказ о том, как его жена прекрасно делает сыр.
– Рене, а как ваши люди? – Спросил Волков.
– Очень плохо, – отвечал, чуть подумав, ротмистр, – рожь у них не взялась. Живут на молоке да кабанах, что бьёт им Бертье. Вас благодарят за горох и просо, просят ещё им купить. В общем, живут в безденежье.
– Обязательно куплю, – обещал Волков. – И проса, и бобов, и гороха, и муки. Так они готовы в случае надобности взяться за дело?
– Так, а что же им ещё делать, не всем нравится глину копать да кирпичи с черепицей жечь.
– Не далее, как два дня тому назад, люди спрашивали меня, нет ли где поблизости какой войны. – Вставил Бертье. – Думаю, что они бы не отказались от пары монет.
– Но разбегаться не думают, – добавил Рене.
– Нет, разбегаться не думают, – согласился его товарищ. – Просто деньги им нужны, а так им тут очень нравится.
Волков замолчал и больше не разговаривал за вечер, пил вино, но был трезв, слушал шутки и почти не смеялся. Он вдруг подумал, что просьба епископа не так уж и важна. Может быть, не так уж и важна! Может, ему лучше остаться тут, в этой убогой земле, в этом бедном доме, с этой красивой женщиной, которая когда-то была блудной девкой. Наплевать на архиепископа, на грабежи и деньги, на желание иметь замок. Авось, мужики и Ёган его прокормят.
Он вдруг растерялся. Может, ему и вправду остаться тут жить, жить тихонько. Ведь, что не говори, жить тут можно, и люди все эти, что сидят за его столом, не так и плохи. Роха выглядел приличным человеком, говорил с женщинами вежливо и даже галантно, хотя пил за двоих.
Что ему было делать? Отправить Хилли и Вилли в Ланн вместе со всеми набранными людьми? На эти вопросы кавалер ответов не имел.
Он вышел всех проводить до ворот, все разошлись, в темноте с фонарём стоял только Сыч и Роха.
– Вижу, что ты им ничего ещё не говорил. – Произнёс Игнасио.
– О чём? – Спросил у него Волков.
– О деле, что ты задумал.
Роха, хоть и выпил много, а говорил как трезвый.
– О деле? О каком ещё деле? – Кавалер начинал немного раздражаться. Ему не нравилось, что Роха спрашивает о том, о чём он сам ещё не принял решения.
– Для которого ты нас сюда привёл, – говорил Скарафаджо, – я ж слышал, как ты спрашивал ротмистров о готовности их людей. Не просто так ты спрашивал.
– Я просто спросил. – Сказал Волков.
– Ты никого и ничего не делал просто. – Усмехнулся Роха. – Дури вон этих простаков ротмистров, а я-то тебя десять лет уже знаю. Ещё с южных компаний.
Всё это он говорил ещё и при Сыче, который слышал весь их разговор.
– Прикусил бы ты язык, Скарафаджо, – зло сказал кавалер. – Болтаешь, как баба.
– Я нем, как могила. Только хотел бы знать, что мне делать?
– Я тебе всё сказал, завтра займись постройкой бараков.
– Как прикажешь, Яро, как прикажешь.
– Господин мой, – в свете дверного проёма стояла Брунхильда, – господин мой, идите уже домой.
– Чего тебе неймётся, Яро? Чего ты всё ищешь, ведь у тебя всё есть для счастья. И холопы, и баба, и деньги. А ты опять что-то затеваешь. Я бы на твоём месте…
– На моём месте?.. Займись бараками, дурак, – зло сказал Волков, повернулся и пошёл на свет открытой двери.
Глава 3
Он поздно лег, да ещё и долго любил Брунхильду, всё никак не мог насладиться ею. А она сама ещё вставала из кровати и голой ходила за водой, да всё при свечах, как тут остановиться? В общем, встал он, когда пришёл Ёган, сел у очага и стал говорить с Брунхильдой, которая встала ещё с петухами. Встал, когда услышал, как Ёган жалуется: