Innominatum. Неназываемое
Шрифт:
— Там действительно такой сценарий, — откликнулась Фокси, жуя кальмара.
— Слушай! — возмутилась Леонор, — не надо держать меня за болвана! Я поговорила с военными экспертами, и они говорят, что штабы ВВС новозеландцев и французов не согласились бы на воздушные маневры со стрельбой из боевого орудия истребителя поперек курса вертолетов. За такой риск, ни один генерал не готов отвечать! Значит, конфликт был настоящим. Но настоящий конфликт невозможнее вокруг игрушечной летающей тарелки. Следовательно, на видеозаписи не игрушка, а нечто серьезное.
— Я полагаю, — заметил Олбен Лепски, —
— Вот не надо про PR! — возразила девушка-репортер, — как раз из-за этой истории, PR получился отвратительный! На TV всплыла тема о нацистской базе-211 «Оазис»!
— Про это и раньше были телефильмы, — сказал Поллак, — я могу тебе показать.
— Лучше покажи летающую тарелку, — иронично ответила Леонор. — между прочим, Фарриган обещал показать прессе тот «Kugelblitz», который фигурирует на видео.
— Он обещал показать аналогичный аппарат, — поправил ее Харрис.
— Понятно, — она кивнула, — тот аппарат сбили, и его уже не покажешь. Но где аналог, обещанный прессе? Вместо того, чтобы выполнить свое обещание, Берген Фарриган улетел на Занзибар, якобы, там какое-то мероприятие у его старых друзей. Надо же!
Харри Харрис утвердительно кивнул.
— Да, Большой Бонго улетел на Занзибар, но он человек слова, так что он попросил нас продемонстрировать летающую тарелку репортерам, если найдутся заинтересованные.
— Я нашлась, — сказала Леонор, — и что дальше?
— Дальше… — Харрис повернулся к Поллаку, — Марк, если тебя не слишком затруднит, подгони сюда одну из летающих тарелок. У нас должно быть на ходу две единицы.
— Я прилечу на машинке «Fliegenpilz» через десять минут, — пообещал компьютерный механик, быстро встал из-за стола, перепрыгнул через ограждение, и исчез за углом.
— «Fliegenpilz», — пояснил Ошлбен, — это наша машинка, аналогичная Focke-Wulf 500 «Kugelblitz». Все, как обещано. Мы снимаем в кино реальные вещи, прикинь?
Леонор Миллз проворно поймала палочками несколько китайских пельменей, затем прожевала их в некоторой задумчивости и произнесла:
— Допустим, я окажусь первым репортером, который увидит летающую тарелку.
— Ты точно окажешься, — Олюен улыбнулся.
— Я поверю, когда увижу, — сказала она, — И кстати, почему ваша команда старается воспроизвести на съемочной площадке натуру фильма, именно как что-то цельное. Например, эта улица, например. Не декорации для киносъемки, а скорее маленький тематический луна-парк.
— Так надо для достоверности, — ответил Харрис.
— Но, большая часть этого, видимо, не попадает в кадр, — резонно предположила она.
— Достоверность игровой площадки, — пояснил он, — необходима для актеров. Так мы достигаем эффекта погружения в сюжет. Ты испытала это на себе. Ты вела себя так естественно, как будто все происходит на самом деле. Разумеется, ты сомневалась в реальности происходящего, но ведь в жизни бывают ситуации, когда мы
— Опять философия Большого Бонго? — спросила Леонор.
— Да, — Харрис улыбнулся и уточнил, — Практическая, прикладная кино-философия.
— Практическая… — повторила она, — А на Долаке ваша команда доверяла реальности происходящего, и если да, то на сколько процентов?
Возникла пауза. Харрис повернулся к Фокси.
— Что бы ты на это ответила?
— Трудно сказать, — призналась спец-менеджер, — наверное, пятьдесят на пятьдесят. Я пытаюсь вспомнить свои ощущения, когда произошел огневой контакт с наемниками наркомафии. Мне субъективно казалось, что я на полевых учениях телохранителей.
— Фокси профессиональный телохранитель, — пояснил Олбен, — потому, наверное, и ассоциации такие. А вот я — отставной военный, и поэтому я чувствовал себя, как на ближневосточной войне. На войне не совсем веришь в происходящее, хотя оно там настолько реальное, что реальнее некуда. Просто мозг защищается, уговаривая себя: «Спокойно, парень, это просто игра, вроде пейнтбола. Не зевай, и все будет хорошо».
— А я не успела понять свои ощущения, — сказал Инге, — просто мы угодили в ситуацию, когда надо было стрелять, и я стреляла.
— Ты классная девчонка, — Тедди похлопал ее по спине, — Тебе для правильного настроя достаточно знать, что ты на той стороне, на какой надо.
— А тебе? — спросила она.
— Я ведь немного буддист, — каскадер пожал плечами, — а в буддизме нет такого четкого разделения на реальность и иллюзию, на внешнее и внутреннее… Все призрачно.
— Называется, ответил, — буркнула Инге.
— Ясно, что ничего не ясно, — подвела промежуточный итог девушка-репортер, — но вот парадокс, который я сформулировала. Вся ваша команда, и участники массовок играют, погружаясь в то, что Харри назвал «сценической реальностью», и вроде бы, результат должен получаться однозначно-достоверный для зрителей киноленты. Но опросы дают разброс мнений о ваших сценах. Одни отвечают, что все реально, как в жизни. Другие — наоборот, что все искусственное и невыразительное. Чем объяснить такой разброс?
Харрис поднял руки и повертел ладонями над головой.
— Этот разброс, Леонор, гораздо глубже. Он не в мнениях, а в сознании. Многие люди полагают, что за рамками их привычного уклада жизни лежит то, что они видят по TV, когда включают новости или кино. Ты ведь понимаешь, Леонор, что все TV-новости производятся на «фабрике грез», по той же технологии, что и художественные ленты.
— Ну, это ты хватил через край! — импульсивно воскликнула она.
— Леонор, — вмешался Олбен, — ты ведь репортер, и ты наверняка знаешь, как делаются новостные блоки о военных операциях против пиратов, мафиози или экстремистов.