Иное царство
Шрифт:
Майкл ухватил его за фартук, встряхнул, но святой человек и глазом не моргнул.
— Чего ты хочешь, брат?
— Пойти с вами.
Майкл отпустил его почти без удивления.
— Почему?
— Мы можем помочь друг другу, ты и я. Кровь вирим в твоей даме поспособствует нам добраться до замка, а моя вера — сохранить ее человеческую часть, когда мы будем там. Мы восстанем на Дьявола в его логове.
— Вот, значит, что. Ты пришел в Волчий Край, чтобы переведаться с Всадником.
— Да. Но у одного меня не достанет сил, а мой послушник был юным дурнем, трусом, лишенным веры.
— Он погиб.
— Я
— Для священника ты мне что-то не кажешься очень святым.
— Я настолько святой, что выжил в этом лесу. И я знаю дорогу к замку. И могу проводить тебя туда. Без меня ты будешь бродить по лесу, пока не умрешь от старости или пока Всадник не будет готов принять тебя. Он управляет путями всех, кто ходит здесь, кроме тех, кто уповает на веру.
— Вера!
— Да, вера. Она позволила мне оставаться в живых здесь двенадцать лет, иногда надломленная, хромающая, и все же могучая. Позволь мне пойти с вами. Вреда не будет никакого, а польза может оказаться очень большой.
— Ты выступишь против него, так? Такая гордыня… Котт не согласится, чтобы ты пошел с нами.
— Скажи ей, что я буду вашим проводником и только.
Майкл колебался. Он вспомнил, как изменилась Котт, как она словно преображалась во что-то иное. Он хотел, чтобы это прекратилось. Он опасался, что встретит в ней врага, если когда-нибудь доберется до этого проклятого замка. Самая мысль о подобном была невыносима.
Но брату Неньяну он не доверял. И добрался он так далеко не для того, чтобы служить чьим-то чужим замыслам.
— Посмотрю, что скажет Котт, — произнес он наконец.
Брат Неньян чуть наклонил голову, затем стремительным движением выхватил Ульфберт из глины и провел большим пальцем по лезвию.
— Теперь он и ветер разрубит. Оружие, достойное крестоносца.
Майкл нашел Котт возле лошадей. Даже после краткого отдыха их бока начали округляться, а Мечте так даже угрожала опасность объесться. Сено Неньяна, отсыревшее от зимних дождей, утратило питательность, но Котт щедро сыпала им ячмень брата, и Майкл ее удержал: как бы у них не начались колики. Слишком сытный корм после долгих недель поста.
Они стояли возле навеса с лошадьми, опираясь на ограду из жердей, напоминавшую коновязь, туман сгущался, унизывая волосы Котт серыми каплями. Капли эти превратили паутину в алмазные сети, а туман окутал кроны, и казалось, что стволы, точно сказочные бобовые стебли тянулись за облака к замку людоеда.
Кожа Котт покрылась пупырышками, и Майкл обхватил ее сзади за плечи, уткнувшись носом в ее волосы.
— А, так ты успел осмелеть в святом месте? Священник дал тебе разрешение, а? — но она расслабилась в его объятиях и повернула голову так, что он мог поцеловать ее в шею.
— Мы скоро отправимся дальше! — сказал он придушенным голосом.
— М-м-м…
— Брат Неньян отправится с нами.
— Что-о-о? — она вырвалась из его рук и повернулась к нему. — Что ты сказал?
Он устало объяснил ей, что брат знает дорогу. Он будет их проводником. И только. Иначе им предстоит скитаться, пока Всадник не захочет, чтобы они нашли замок.
— Почему это он так добр к нам, хотя и знает, кто я такая? Ему что-то нужно, Майкл.
— Может, и так. Но он нам нужен, Котт. Его помощь будет не лишней, — видя, что не убедил ее, он добавил: — Мы расстанемся с ним, едва увидим замок. Оставим его в лесу. До конца он с нами не пойдет.
Это, казалось, ее слегка умиротворило.
— Что с тобой происходит, Котт?
— О чем ты?
— Да так, — и вновь неизбывная усталость, ощущение, что его плечи сгибаются под грузом лет, еще даже не прожитых.
Котт легонько коснулась его бороды. Ее взгляд стал нежным.
— Ты стал седым, мой красивый мальчик, совсем седым и взрослым. Лес превратил тебя в мужчину, в воина. Теперь ты принадлежишь ему, Майкл.
«Он меня убивает», — беззвучно крикнул он, но наклонил голову навстречу ее поцелую, и она прижалась к нему всем телом. Жесткость и мягкость, кости и грудь. Ему хотелось спрятаться в ней, забыть про замки и поиски, про всадников и гоблинов.
И про лес. Больше всего он хотел забыть про лес, выскрести из памяти заполняющий ее мох.
18
Еще ночь в дымной хижине, ужин из остатков похлебки. Утром Майкл проснулся и, разлепив веки, увидел словно сквозь туман яркий прямоугольник окошка. Он обнимал Котт — все было спутано: руки, ноги, черные волосы. Он нежно сдул пылинки с ее ресниц, увидел, как они затанцевали в солнечном свете, который лился в открытую дверь, и улыбнулся от простого мимолетного счастья.
Было холодно, воздух морозно пощипывал. Он встал и выглянул наружу, потягиваясь. Грязь на поляне замерзла, лужи затянуло льдом, хотя там, где на них падали солнечные лучи, он был таким мерцающе тоненьким, что проломился бы и под ногами паука. И опять туман, но только точно газовая дымка, озаренная солнцем. Она широкой полосой висела довольно высоко над землей, не достигая древесных вершин, которые кристально четко рисовались на фоне бледно-голубого неба, а стволы обрели нежность пастельных тонов. Майкл увидел, как с ручья в дальнем конце поляны взлетела цапля, взмахивая широкими крыльями. Брат Неньян тихим голосом разговаривал с козами, но в тишине звуки его голоса рассыпались, как звон колокольчика. Через минуту-другую он направился к хижине с грубой корзиной в руке, ведя на поводу животное, похожее на большого осла.
— Яйца на завтрак! — возвестил он с веселой усмешкой.
В середине утра они отправились в путь, приятно сытые, следя, чтобы солнце светило на них слева. Час спустя вид леса снова изменился, и солнце уже не могло пробиться сквозь ветки. У Майкла упало сердце, когда утренний свет померк, а земля между стволами вновь стала голой и темной. У него было ощущение, что он въезжает в бесконечную пещеру, которая все глубже и глубже уводит к самому сердцу мира, в туннель, у которого нет конца.
Их седла были обвешаны припасами. Лепешки, мед, сыр, копченое мясо, сушеные овощи, бурдюки с благословенной водой, которую Котт пить не могла, и кисет с душистым табаком брата. Осел Неньяна, терпеливый, заеденный блохами, гремел и лязгал, раздражая Майкла. С его седла свисали медный котелок и разные бронзовые орудия. Брат Неньян выглядел как странствующий лудильщик.