Иное царство
Шрифт:
Усталость сковала их тела, как одуряющий наркотик, и все же они не могли уснуть. Майкл понимал, что путь вперед закрыт. С него было достаточно. У них не осталось сил идти дальше. Он не знал, хватит ли у них сил вернуться.
Он покинет Розу, отречется от нее. Ничего другого не оставалось. Во рту у него был горький вкус — вкус неудачи. Котт тоже понимала это, но он полагал, что она не знает о его решении вернуться домой. Так или иначе, он вернется домой. И если это означает, что ему придется оставить ее, да будет так. Пока он хотел только одного: вновь стать мальчиком без рубцов
Котт тревожно заворочалась рядом с ним, и даже в неверном свете костра, в игре теней он разглядел, что повязка, стягивающая рану на ключице, потемнела еще больше от сочащейся крови. Такая исхудалая, такая замученная болью! Он готов был зарыдать, но у него только защипало глаза. Он предаст их обеих, покинет ее и Розу. Его поиски завершились полной неудачей.
Утром движения их были скованными, точно у марионеток. Они не разговаривали. В лесу было светло. Балдахин словно стал менее густым, и сверху просачивался бледный солнечный свет. Котт отломила крепкий сук с развилкой, чтобы он послужил Майклу костылем, и они черепашьим шагом побрели на север, а позади них в древесном стволе безмолвно выло лицо Неньяна.
Впрочем, им повезло: в перегное они обнаружили след, который могли оставить только лошади, а по сторонам кое-где валялись обрывки сбруи и некоторые вещи. И после полудня они нашли их — две лошади и осел стояли дрожа, седла сбились набок, шерсть была заляпана грязью, в гривах запутались веточки и листья. Дальше они уже ехали верхом, но лишь часть дня, сберегая силы животных и свои собственные, и все же покрывали порядочные расстояния. Через неделю неглубокие их раны почти зажили, и они настолько оправились, что начали испытывать отвращение к лесным тварям, которыми питались, чтобы поддержать в себе жизнь.
Через десять дней пути они по взаимному согласию зарезали осла священника, нагрузили лошадей кровоточащими кусками его мяса, а вечером наелись до отвала жилистым жарким. Мечта и серый были так измучены, что оставались равнодушными даже к запаху крови и брели по лесу, словно не замечая останков своего недавнего товарища, свисающих по их бокам.
Мясо придало силы Майклу и Котт. Пусть оно было жестким, но ничего вкуснее и питательнее они не ели с того дня, когда Неньян угостил их козьей похлебкой и медом. Они объедались по утрам и вечерам, так что скоро Котт уже могла идти рядом с серым весь день, но Майкл из-за раны в бедре почти всю дорогу ехал верхом.
Проходили дни. Лес словно не замечал их. Через две недели после гибели Неньяна они добрались до его поляны среди бесконечных огромных деревьев Волчьего Края — обратный путь занял у них вдвое меньше времени, словно лесу не терпелось избавиться от них.
Прохладный день клонился к вечеру, когда они вышли на нее (свет становился все ярче, по мере того как редели деревья), вспугнув пасшуюся у ее края козу, и увидели навесы, сооруженные священником. Между ними безмятежно бродили куры, однако в отсутствие брата лес уже вторгнулся на его расчистку.
Двор посередине, окруженный навесами, уже зарос травой и ежевикой. Зазеленела и дерновая кровля, а у порога тянулся
Они расседлали лошадей, задали им корма из запасов Неньяна и пустили пастись в бывшем козьем загоне. Потом вдосталь напились воды из ручья, все еще чистой и прозрачной. Была она удивительно вкусной и такой холодной, что ломило зубы. Майкл встретился взглядом с Котт через ручей и понял, что она теперь стала человеком — настолько, насколько это было для нее возможным. И он подумал, нельзя ли им все-таки остаться вместе, отыскать для себя местечко в его собственном мире. Из-за своего тайного решения вернуться домой, он ощущал себя убийцей. Что, если он уговорит ее отправиться с ним?
Они обшарили хижину и кладовую в поисках съестного и нашли немного копченого мяса, овощи в огороде, еще не задушенные сорняками, и горшочек меда. Котт, его любительнице, этого показалось мало, и она принялась грабить улей, выгребая пригоршни меда и воска, а воздух вокруг ее головы был полон черных, разъяренных, но вялых от холода пчел. Когда вечером они с Майклом улеглись спать, волосы у нее слиплись от меда, а лицо распухло от укусов. Но ее липкое лицо ухмылялось ему из-за костра, и его охватило чувство, похожее на отвращение.
Ночью кто-то бродил среди деревьев у поляны, лошади забеспокоились. Майкл с обнаженным мечом захромал от костра, вслушиваясь в звуки колышущихся растений и приглушенных шагов. Кто-то большой кружил за границей света, он улавливал дыхание, блеск настороженных глаз, едкий, но очень слабый запах. Однако что-то от веры Неньяна еще осеняло приют: под утро неведомая тварь, шумя кустами, удалилась в лес.
— Кто это? — спросил Майкл у Котт.
— Может, тролль. Кто знает? По слухам, в Волчьем Краю обитают невиданные звери. Вроде древесных волков, которые на нас напали. Думаю, время, пока нас не замечали, миновало, Майкл. Все начинается сначала.
Они с сожалением покинули поляну Неньяна, но лошади были нагружены всеми припасами, какие им удалось собрать. Связки негодующих кур свисали с седел и разделанные туши двух коз.
Когда они выезжали с поляны, Майкл оглянулся и увидел, что крест Неньяна дал зеленые ростки, которые уже маскировали его очертания. Крест превратился в дерево, живое, растущее…
Путь казался бесконечным, как сорокалетние скитания по пустыне, но только в конце не манила Земля Обетованная. Раненое бедро Майкла медленно заживало, и он бросил костыль. Лошади отъелись на ячмене Неньяна и бежали резвее, что было к лучшему — в деревьях они краем глаза замечали неясные фигуры, в сумраке леса прятались более темные тени. Теперь в глухие часы ночи они спали по очереди, и все время у границы света кто-то двигался, слышались странные звуки. Но Волчий Край вскоре должен был остаться позади.