Иногда Карлсоны возвращаются
Шрифт:
Сосископодобные пальцы компьютерщика забегали по клавиатуре, оставляя на чистеньких клавишах жирные пятна. Для глориевцев было в порядке вещей, что Макс оставляет такие пятна везде. Алексей Петрович не мог понять: то ли у него руки постоянно в масле от того, что он берет ими какую-нибудь еду из пакетика, то ли просто Максов избыточный жир пропотевает сквозь кожу? Но сейчас как будто Макс ничего не ел… Не дав Кротову утвердиться во втором предположении, Макс извлек из кармана надорванный пакетик чипсов и запустил туда пятерню.
– Это мы
Игорь Кулаков, кажется, обуздал свою вспыльчивость: по крайней мере, уродом Макса не обзывал, как бы он ни заслуживал такого наименования. Смысл происходящего по-прежнему оставался скрыт от бизнесмена, однако он трепетно поглядывал через плечо компьютерщика на экран, который вот-вот выдаст страшную тайну.
– Готово, – внятно произнес Макс, как раз дожевавший порцию чипсов с беконом. – Держите. Оно?
– Оно, – сдерживая торжество, подтвердил Алексей Петрович. Ну вот, он не ошибся!
Родители пропавшего мальчика прочитали на экране:
«В обмен на жизнь сына 12.000 долларов. Ждите дальнейших…».
И все та же смешная описка: «пожолеете».
– Что это значит? – Сусанна обрела дар речи. – Похитители были у нас дома? Они распечатали записку на нашем компьютере?
Ни Макс, ни Кротов ничего не ответили.
– Они… заставили его написать? – понизил голос Кулаков.
Алексей Петрович сосредоточенно рассматривал чистый лист бумаги, извлеченный из стопки возле принтера, и сравнивал его с запиской. Листок с запиской был значительно короче, но его пересекала та же характерная полоса – упаковку, видимо, помяли, когда несли… В сущности, Кротов с самого начала просек, что в картине похищения кроются какие-то неувязки, только с помощью Макса хотел получить подтверждение.
– Думаю, не совсем так. Присядьте, пожалуйста, и не волнуйтесь.
Игорь и Сусанна Кулаковы с недоумением и растущим раздражением смотрели на Алексея Петровича Кротова, который спокойно объяснял:
– В вашу квартиру похитители проникнуть никак бы не смогли. Стражи у вас в подъезде бдительные, мы с коллегами убедились: мимо консьержа и муха не пролетит. Нам пришлось показывать ему свои удостоверения, и то пропустил не сразу. Недаром вы ему платите! Консьерж уверяет, что ни один посторонний, кроме почтальона из местного отделения связи, в дом сегодня не входил. Но почтальон разносила газеты утром, когда мальчик еще был дома… В котором часу Степан ушел в студию?
– К двум, – еле слышно проговорила Сусанна, между тем как сосредоточенные глаза Кулакова наполнялись грозовыми тучами.
– Вот видите, к двум часам… Похитители не стали бы бросать в почтовый ящик требование о выкупе раньше, чем осуществят свой план. Так что вы понимаете, почтальона мы можем исключить…
Алексей Петрович сделал паузу. Бдительно взглянул на лица супругов: кажется, они начинают догадываться… И продолжил:
– Когда я увидел, что бумага, на которой напечатана записка, идентична той, которая лежит возле вашего компьютера, я подумал, что это может быть совпадение. Но наш специалист, – кивок в сторону Макса, который покончил с чипсами и перешел на сухарики «Три корочки» с холодцом, – убедительно доказал, что записка была написана и распечатана здесь, в вашей квартире. Никакой ошибки здесь нет… И какой же напрашивается вывод?
Кротов задал этот вопрос не потому, что ответ был ему неясен, а затем, чтобы родители сами произнесли то, что так нелегко выговорить ему, постороннему человеку. Потому что вслед за этим у родителей возникают другие вопросы: «Куда мы смотрели?», «Почему упустили?», «Неужели наш ребенок на это способен?» – и тому подобное. Чего доброго, начнут еще друг друга обвинять! Алексей Петрович страшно не любит присутствовать при чужих семейных сценах. Он всего лишь частный сыщик, а не психотерапевт.
– Так вы что же, – Игорь Кулаков побагровел, как раскаленный чугун, – хотите сказать, что Степан сам себя похитил?
Кротов развел руками: мол, а что же еще тут можно сказать? Ему было неловко. Макс, напротив, наблюдал за происходящим с интересом, как зритель в театре. Благо, он свою функцию – поиска записки в компьютере – выполнил, а больше от него ничего не требовалось.
– Видите ли, Игорь Анатольевич, – Алексей Петрович дипломатично попытался смягчить резкость высказывания Кулакова, – бывает, что дети совершают такие необдуманные поступки безо всяких корыстных целей. Просто чтобы попугать взрослых, разыграть… обратить на себя внимание…
Но угомонить Кулакова было не так-то легко.
– Ну и где этот паршивец? – заорал он. – Разыгрывает он нас, понимаешь! Внимания ему не хватает! Двенадцать тысяч долларов! Шею сверну!
Кротов предполагал, что Сусанна примется защищать сына. Но женщина, по-видимому, была потрясена не меньше, чем муж. Она прижала руки к груди, будто ее ударили в самое сердце.
– А ведь и правда, – тихонько сказала она, – где сейчас может быть Степа?
– Будем искать по друзьям, – предложил Алексей Петрович. – Э, кстати, – вспомнил он, – что вы там говорили о незнакомом мужском голосе? У него есть взрослые друзья?
– Нет… Я таких не знаю. – Голос у Сусанны был такой убитый, что Кротову невольно становилось жаль ее. Хотя, конечно, если в семье происходят подобные вещи, ответственность ложится на мать…
– У вас нет родственника, к которому мог бы сбежать мальчик? С которым у него особенно доверительные отношения? Может быть, дядя или двоюродный брат?
– Родственники есть, но… Ни один из них не принял бы Степана, не поставив нас в известность. А чтобы разыгрывать нас по телефону – вообразить себе нельзя!