Иногда полезно иметь плохую память
Шрифт:
— Есть кто? — с опаской повторила она вопрос и заглянула в ту комнату, откуда вылетел попугайчик. И замерла на пороге. В комнате, на полу, лежал труп. То, что это труп, она поняла сразу, хотя ей в жизни не приходилось видеть мертвецов. Мужчина лежал как-то уж очень неестественно, широко раскинув ноги и неловко подогнув под себя одну руку. Казалось, что он пытается вытащить что-то из-под собственной спины. Его лицо, запрокинутое назад, было совершенно Юльке незнакомым. Она стояла как вкопанная.
"Что делать?.. — пронеслось в ее голове. — У него дыра там, где сердце…
В него стреляли… Почему я не слышала выстрела?" Ее охватил ледяной ужас, и она резко обернулась. Ей вдруг показалось, что @а спиной кто-то есть. Но там был только попугайчик.
Юлька быстро обежала оставшиеся помещения, осмотрела туалет, ванную, кухню — тщательно следя за тем, чтобы ничего не касаться руками. Руки она для этого сцепила за спиной.
Никого. Только труп неизвестного ей мужчины.
Она вернулась в комнату и снова посмотрела на него.
"Я не знаю этого человека, — подумала она, пытаясь сохранять спокойствие. — Но он почему-то знал меня. Это — хозяин? Ведь он не может быть гостем: у него на ногах тапочки…
Трудно себе представить, что убийца, войдя, переобулся, чтобы не испачкать пол. Нет, я говорила именно с этим человеком. Он настаивал на нашей встрече. И хотел что-то сказать мне о Жене. О Жене? Как фамилия Жени? Надо узнать! Ручников, Ручников… Что-то очень важное хотел сказать мне этот человек… Но что же мне делать? Надо звонить в милицию, он не может так лежать. Но откуда звонить? С этого телефона нельзя, на нем должны быть отпечатки пальцев убийцы, если, конечно, он был не в перчатках… Вот как полезно читать детективы.
Я позвоню из автомата, и подальше отсюда… И ни за что себя не назову. И надо драпать отсюда поскорее".
Юлька ужом выскользнула из квартиры, закрыв за собой дверь ногой, тщательно, поминутно оглядываясь на пустую лестницу, вытерла носовым платком дверную ручку, большой участок двери возле косяка и кнопку звонка. Потом сломя голову бросилась вниз по лестнице. Отойдя подальше, выбрала одиноко расположенный телефон-автомат. Убедилась, что поблизости никого нет, набрала «02».
— Алло! — торопливо заговорила она, как только ей отозвались. — Здесь в Соляном переулке, дом двенадцать, квартира пять, лежит мертвый мужчина. Больше ничего не знаю, отношения к этому не имею. Кладу трубку.
С выскакивающим из груди сердцем она повесила трубку, и быстро зашагала прочь от телефона.
Юлька отправилась на работу пешком, чтобы немного проветриться. "Зачем я пошла туда? — укоряла она себя. — Теперь этот мужчина так и стоит у меня перед глазами. Надо было просто выйти на улицу, позвонить из автомата и сказать, что в Соляном переулке что-то случилось. Кто же он был? Почему позвонил мне?
Откуда у него мой телефон?"
Внезапно она остановилась перед какой-то витриной, пораженная этой мыслью. "Мой телефон! Он ведь должен быть где-то у него записан… А это значит, что рано или поздно ко мне обратятся. А если я все же оставила там какие-то следы… Боже мой, тогда случится что-нибудь ужасное. Как я докажу, что ничего не делала, что только зашла и вышла?! Скажут — почему не назвала себя, когда вызвала милицию? А чем я могла бы им помочь? Всего-навсего тем, что назвала бы им время его смерти: в полпервого, я еще посмотрела на часы…
Только подумать, что я могла говорить с убийцей! Я слышала его дыхание, он дышал в трубку и молчал. Господи, как хорошо, что я смол чала. И это при моем-то языке. Могла погубить себя. Ведь это все равно что присутствовать при убийстве. Он решил бы, что этот несчастный успел мне что-то сказать…" Юлька вдруг увидела себя в зеркале витрины. Темноволосая девушка с испуганными голубыми глазами. Одна рука прижата к горящей щеке. На синей блузке расстегнута лишняя пуговица. Она машинально застегнула ее. Отвернулась от витрины и пошла дальше. В голове роились мысли одна ужаснее другой.
"Кем был этот человек? Лицо приятное, глаза закрыты… Но даже будь они открыты, я все равно бы его не узнала, потому что никогда не видела его раньше. А он меня все же знает…
Или не знает, но хотел бы узнать… Как все это ужасно! Как ужасно! И даже Максу я не смогу рассказать".
Она резко остановилась, создав в толпе пробку. Ее пару раз толкнули, и только тогда она пришла в себя. "А ведь мне теперь нужно алиби, — пронеслось у нее в голове. — Мне необходимо алиби на случай, если меня обвинят в убийстве. А волосы? Вот и волосы пригодились.
Все видели на работе, что я ушла оттуда рыжая, а приду каштановая. Значит, минимум часа полтора ушло на окраску и мытье головы. Да и место для такой процедуры надо подходящее, не в квартире же жертвы я красилась!
Значит, дома! Значит, время на дорогу домой, на окраску, потом разговор с Максом… Вывернусь. Боже, до чего я дошла, уже придумываю алиби".
Юлька грустно побрела дальше. «Во всяком случае, я вызвала милицию, — успокоила она себя, — и совесть моя чиста… Жаль, что нельзя сказать Максу… А почему нельзя? Нет, Максу надо сказать».
Она добралась до работы только в начале четвертого. Женя, злой как черт, расхаживал перед железным крыльцом. При виде ее он оживился.
— Я заходил уже туда, и мне сказали, что ты пошла за простоквашей, — встретил он ее хмурый взгляд. — Долго же ты ходишь.
— Ладно, прости, — буркнула Юлька.
— Юля, я хотел сказать, что не получится пообедать, — торопливо заговорил Женя. — Нет времени. Давай просто посидим здесь во дворике, покурим. И я поеду.
— Хорошо, — махнула рукой Юлька. — Подожди только еще чуточку. — Она поднялась по лесенке и прошла в наборный зал. Гоша и Сергей встретили ее изумленными восклицаниями:
— Ну, ты даешь!
Юлька не сразу поняла, что они имеют в виду ее голову.
— Все в порядке? " — хмуро спросила она. — Полковник меня не спрашивал?
— Несколько раз заходил и между делом спрашивал, где ты. Ты у нас уже и за кефиром ходила, и за молоком, и за сметаной…
— Ладно. Это все?
— Все. В конце концов он, наверное, понял, что ты ушла, и больше не спрашивал. Да, еще к тебе заходил шикарный парень в белом пиджаке, мы сказали, что ты пошла…
— «За простоквашей», — передразнила их Юлька. — Он и сейчас там.