Иногда полезно иметь плохую память
Шрифт:
Веру наконец прорвало. Она тихонько заревела:
— Ты был с женщиной! Я знаю!
Он наконец сжалился над ней:
— Успокойся, дурочка, я после тебя на баб смотреть не могу, — примирительно сказал он. — Я был на деловом свидании. Это все. Точка!
Вера поморгала глазами и осторожно, чтобы не размазать тушь, вытерла слезы.
— Иди прими душ, — велел Сергей Павлович. — И хватит на сегодня истерик. И вообще — хватит этого цирка.
Вера покорно отправилась в ванную. Дверь она не закрыла, надеясь, что Сергей Павлович зайдет к
Отсюда все беды…"
Розовая, распаренная Вера вышла из ванной. Она стояла, глядя на него, и нарочито медленно вытиралась большим махровым полотенцем. Кроме этого полотенца, то скрывающего, то обнажающего ту или иную часть ее тела, на ней не было ничего. Сергей Павлович сощурился, глядя на ее крепкий, округлый живот.
«Вот что мне в ней нравится… Ненавижу поджарых. Баба, дурная, но баба… Все на месте, всего много. Мозгов только мало, но с мозгами в постель не ляжешь… Ох, крепко держит меня эта девка. Вот этим своим животом хотя бы. А дай ей это понять — беда: башку открутит…»
— Пойдем, — пригласительным шепотом позвала Вера.
Сергей Павлович раздавил сигарету в пепельнице и прошел в спальню. Вера лежала на спине, вольно раскинув ноги, и пыталась поймать в кулак вьющегося вокруг нее комара.
— Вот ты бы так, как он, — укорила она Сергея Павловича, вертя головой. — Покою мне не дает. Привязался!
— Он, в отличие от меня, не слушает твоих истерик, — возразил Сергей Павлович, расстегивая брюки. — Так что я его понимаю. Ты в первое время мне очень даже нравилась.
Вера фыркнула и бросила на него кокетливый взгляд:
— А теперь что, не нравлюсь?
— Как тебе сказать… — пробормотал Сергей Павлович, становясь коленом на постель. Вера призывно улыбнулась и подставила губы для поцелуя, но он не стал ее целовать. — Как тебе сказать, — продолжал он, устраиваясь между ее пухлых, теплых ляжек. — Что я могу тебе сказать… — Он с каким-то остервенением провел рукой по ее напрягшейся груди, нажал на выпуклый живот. Вера шаловливо ойкнула, но ее глаза, как всегда в постели, остались серьезными. В самые волнующие моменты ее лицо принимало такое выражение, словно она решала сложную математическую задачу. Сергея Павловича это умиляло и удивляло. «У этой девки ум расположен между ног, — говорил он себе. — Конечно, он действует не постоянно, а несколько минут в день. Вот если бы ее поместить в публичный дом, она бы Эйнштейна за пояс заткнула. Не развивается девка, условий нет…»
— Не нравлюсь, значит, — еле слышно прошептала Вера, вступая в уже привычную постельную игру. Правила ее выработались как-то непроизвольно еще в первые дни их сожительства. Сергей Павлович в постели раздумывал вслух о ее недостатках, а она кротко с ним соглашалась и только изредка уточняла, переспрашивала. Его эта игра возбуждала чрезвычайно. Какое удовольствие от нее получала Вера — сказать трудно. Несомненно было только одно — критику в свой адрес она могла выслушивать только в постели.
— Ты обидишься, когда я тебе скажу… — наворачивал Сергей Павлович, устраиваясь поудобнее и подхватывая ее ноги под коленями.
— Нет… — шептала она, глядя на него остановившимися глазами. — Говори.
— Дура… — Сергей Павлович приподнял ее ноги и подтянул Веру поближе к себе.
Ее волосы разметались по подушке, пересохший рот был приоткрыт. Только глаза смотрели серьезно и внимательно. Но Сергея Павловича больше не смущал этот взгляд.
— Сейчас я тебе скажу… — шептал он. — Сейчас я все про тебя скажу… Дура… Ты ведь знаешь, какая ты дура, правда? Скажи…
Он говорил торопливо, взахлеб, уже не слишком следя за смыслом своих слов. Вера серьезно кивнула.
— Ах ты, дурища… — еле слышно простонал Сергей Павлович, еще ближе подтягивая Веру к себе. Теперь ее лицо смотрело на него откуда-то снизу, она почти что стояла на голове. Он услышал, как она дышит, и понял, что надо поторопиться.
— Говори, ты блядь? — невнятно спросил он, остервенело вжимаясь в нее. — Говори, ну…
— Да… — промямлила она, содрогаясь и закусывая губу. — Да… Я… Блядь…
Последнее слово утонуло в долгом прерывистом стоне, который она издала, не дождавшись Сергея Павловича. Он заторопился, нажал и почувствовал наконец вожделенную щекотку. Туман, отрывистый хрип, изливающиеся напоследок слова:
— Дурочка… Дурочка…
— Это кто дурочка? — перебил его злой трезвый голосок. — Так, пусти меня!
Вера высвободилась и села на постели, поправляя руками растрепанные волосы.
— Ты что, правда Ленке на меня пожалуешься? — неожиданно кротко спросила она.
— Доведешь — пожалуюсь, — пообещал Сергей Павлович. — Пока только она на тебя жалуется.
— Вот стерва! — хмыкнула Вера. — Старая дева! Ни рожи, ни кожи!
— Ты бы присматривалась, как эта старая дева дела делает, — посоветовал Сергей Павлович. — А то так и останешься девочкой на побегушках.
— Еще чего!
— Еще того, — сонно проговорил он. — У нее под началом можно такому научиться…
А ты только глазами лупишь да ноги клиентам демонстрируешь… Что тебе вообще делать в межбанковском отделе? Тебя бы в операционный зал надо. Только там ног не видно. Ничего, грудью потрясешь.
— Да там копейки платят. — Вера почесала ногу, поморщилась. — Укусил меня все-таки, — пожаловалась она. — Слушай, а что у тебя за деловое свидание, было? Секрет?
— Секрет.
— Не скажешь?
— А зачем тебе? — Ну так… Зачем-зачем! — Вера вздохнула. — Ничего ты мне не рассказываешь. ; — Деньги я делаю, — неожиданно для себя пояснил Сергей Павлович. — Прокручиваю дело одно. Будешь себя хорошо вести, получишь подарок.
Сергей Павлович погладил ее по бедру, мягко позолоченному светом прикроватной лампы под розовым шелковым абажуром.