Иномерово колесо (ознакомительный фрагмент)
Шрифт:
Гнежко нечего было на это сказать. Запретить Лучезару выполнять свой долг было бы блажью, а потому князь обреченно кивнул. И принялись они ждать заката солнца.
Велена только лишь устало посмотрела на мужа, когда он рассказал ей, что будет ждать за притворенной дверью: «Ничего не бойся! Клянусь тебе Еромой-матушкой*, ни одно дивовище не обидит тебя этой ночью».
Кмети стояли по всем переходам. Девиц и детей заперли в клетях. А князь и Лучезар затаились у самых дверей, за которыми Велена ждала ночного гостя. Уже взошла луна и осветила двор, собаки устали брехать и спали вповалку. Только где-то по поверхности воды в колодце плавал деревянный черпак.
Гнежко уже отчаялся. Неужели не явится злыдень на эту ночь? Неужели не поймать и не наказать его? Но вот Лучезар приложил палец к губам. Они прислушались. За дверью скрипнули половицы.
– Постой, – осадил рванувшегося было Гнежко Лучезар. – Не торопись, иначе упустим…
Как невыносимо долго тянулись мгновения! Гнежко держал руку на рукояти меча, ладонь вспотела, а Лучезар все еще придерживал брата за плечо… Послышался глухой стук и – вскрик Велены.
Не помня себя, Гнежко со всей силы толкнул плечом дверь. Лучезар выхватил меч. В полутьме комнаты, освещенной лунным светом, на мехах лежала бледная Велена, а над ней – человек. И вот диво: похож был он на князя, что слеза на каплю дождя.
– Попалась, тварь! – Вскричал Лучезар и хотел было бросится вперед, как вдруг…
Человек распахнул рот… И лицо Гнежко, подставного Гнежко, стало рваться, будто кусок слишком тонкой ткани. Замер Лучезар, в отвращении глядя на чудовище, а то вдруг стало помогать себе руками, отрывая куски шкуры и волос, и вот уже вместо лица – дыра, а из дыры в мгновение ока вверх, к самому потолку вылетел…
– Убереги нас Благо, – выдохнул Гнежко. Тело двойника упало на пол и тут же истаяло, будто снежный сугроб. А вместо него почти всю комнату заполнил… змиулан*. Морда его походила на морду гадюки, но была намного крупнее лошадиной, а тело… в три кольца оно свернулось, чтобы поместиться в покоях. Змиулан захохотал, распахнул кожаные крылья – и затрещали стены, закачался пол под ногами князя. Зашипел гад и засвистел, да так громко, что потолок задрожал:
– Ну здравс-с-ствуй, князь! Я тебе с вес-с-сточкой от хозяина.
Крикнул тут Лучезар брату Гнежко:
– Уводи княгиню!
А сам, не раздумывая, бросился вперед, будто не видя гигантских клыков, будто не было огромной крепкой чешуи и будто бы не говорила тварь человеческим голосом.
Гнежко опомнился и стремглав метнулся к Велене, а та сразу оплела его своими руками и заплакала. Князь подхватил легкую ношу и обернулся.
Лучезар трижды успел нанести удар, но все три раза отбивал змиулан меч, словно тот был деревянным, а не стальным. Раз – отбил когтями, два – отбил хвостом, три – отбил клыками. Гнежко выпрыгнул прочь из комнаты и закричал, чтобы скорее мчалась на помощь дружина и все, кто держит оружие.
А Лучезар уже перешел в оборону – оглушительно зашипел змиулан, шевеля мясистым языком, а потом трижды коротко выпадал вперед, пытаясь перекусить человека. Лучезар оказался прижат к стене, и тут бы ему закричать о помощи, но вспомнил он собственные слова, вспомнил, ради кого здесь находится, и что есть силы стал напирать. Удар за ударом, но все мимо – был змиулан быстр и ловок. Понял тогда Лучезар, что хитростью нужно брать, а не силой. Ударил раз, еще раз, и вдруг указал в окно:
– То не твой хозяин ли летит?
Змиулан поворотил морду в окно, и Лучезар со всей силы рубанул мечом по брюху гада. Засверкал тогда меч, заискрился, будто из солнца выкован – и осталась на брюхе змиулана глубокая дыра. Хлынула из раны кровь и попала на лицо Лучезару, отскочил он в сторону – и вовремя. Змиулан взвыл и забился, огромные крылья хлопали по стенам и потолку, сбивали со стола лучину и рукоделие княгини, черная кровь хлестала из раны, и все ж гибкое чешуйчатое тело пару раз так ударило Лучезара, что он упал.
– Поздно! Поздно! – шипел и корчился от боли змиулан. – Кривдой все сделано! Сделано!
Гнежко и дружина ввалились в покои, змиулан зашипел еще громче, плюясь черной пеной, и всей оставшейся силой выбросил себя в распахнутое окно.
Взвыли собаки, послышался треск, но только Гнежко подскочил к окну – как мимо пронеслось черное, залитое кровью тело, взметнулся ветер от могучих крыльев, и змиулан стал набирать высоту.
– Поздно! Поздно! Сделано дело! – шипел он, окрапляя кровью двор, перекрикивая взбесившихся собак. – Поминай меня, Гнежко! Кривда выполнил договор!
Слова эти были слышны, пока змиулан не поднялся на такую высоту, что различить его стало в ночном воздухе почти невозможно. Гнежко опустил глаза: разбитый проем окна был окрашен черной кровью, но ни капли не попало на князя.
– Где мой брат? – обернулся князь к дружине. – Где Лучезар?
Тело Лучезара лежало там, где он упал – у дальней стены. Гнежко опустился к нему и с содроганием взглянул в лицо, залитое черной кровью. Да то не кровь была, а яд – прекрасное, вечно светлое лицо Лучезара было словно кора, изъеденная мелкими жуками. Всегда распахнутые глаза ввалились, вечно улыбающиеся губы иссохли, а шея, на которой носил он амулет покойной матери, будто старая гнилая ветка, превратилась в труху. Выполнил Лучезар обещание, избавил брата от страшной напасти, но заплатил за это собственной жизнью. Меч Лучезара, чье солнечное сияние никто так и не увидел, валялся в стороне и не отличался теперь от любого другого.
– Не уберег я тебя, не выполнил наказа матери…
Гнежко закрыл лицо руками и горько зарыдал.
Глава вторая. Суженицы
Не приходит беда одна, а приходит она с подругами – горем и злосчастием. То не пыль да копоть поднималась, а думы темные в душе князя. Не успел оплакать Гнежко потерю Лучезара, не успели высохнуть слезы на в одночасье постаревшем лице, как оказалось, что княгиня ждет ребенка.
После приключившегося не только сам князь, но и все думали и гадали: не от змиулана ли дитя под сердцем Велены? Не вынашивает ли княгиня дивородка, противного богам и лишенного благости? Потерял Гнежко сон и аппетит, не мог больше охотиться и не хотел больше пировать. Дружина его подбадривала, да толку от слов что дыма от воды. Тем более, понимали они, что тут речами не поможешь.
Одна Велена была спокойна и, казалось, расцветала, будто цветок под солнцем. Гнежко то и дело заставал ее за рукоделием – то портишки крошечные сошьет, то подушечку для колыбели вышьет. Князь жену не попрекал и слова не смел ей сказать. Только наедине с собой все думал: чей-то это будет младенец? Его или же змиулана? Был бы с Гнежко Лучезар, он бы сумел найти заветные слова, он бы научил, как жить с этими сомнениями. Да только Лучезара похоронили, уложили завернутое в полотно тело камнями, засыпали землей, и каменщик вытесал волчью голову – нет Лучезара. Андина каждый день ходит к камню и льет горючие слезы, и страшна ее участь.