Иномирец
Шрифт:
– Довольно. Неужели ты думаешь, что я удовлетворюсь этим ответом? Я ведь предупредил, что мне нужны ответы. И если у меня их не будет, тебе не поздоровится. Вот и все.
– Но где же тут логика?! – Виктор практически перешел на истерический крик. – Это неимоверно глупо! Что же мне делать? Придумать эти сведения, лишь бы не попасть под нож?! Так, значит, работает ваш орден? Тогда поспешу расстроить: вся подобная «ценная» информация, которую вы так выбиваете, лишь плод воображения готовых на все ради жизни «еретиков»! В моем мире много веков назад было абсолютно то же самое. Инквизиторы хватали якобы ведьм и выбивали из них признание в содействии злым силам, хотя на самом деле они были простыми домохозяйками
Палач довольно усмехнулся и вооружился скальпелем. Один щелчок пальцев, и рот Виктора снова окаменел. Дознаватель приблизил лезвие к глазам заключенного и ответил:
– Логика, говоришь? А у нас своя логика. Не дерзи наместникам Света в этом мире, во всем им помогай и будь готов жизнь отдать ради блага ордена, запомнил? А теперь молись своим богам, или во что ты там веришь, потому что сейчас тебе будет нестерпимо больно.
Внутри Виктора пылал огонь. Заключенный изо всех сил пытался хоть немного шевельнуться, но магические оковы Палача не давали сдвинуться ни на сантиметр. Даже веки перестали опускаться, отчего глаза уже начинали испытывать неприятные режущие ощущения и стали истекать едва ли увлажняющими слезами. Виктор отчаянно кричал, и ему казалось, что у него это неплохо получается, но на деле это была лишь разгоряченная фантазия, подкрепленная толикой страха и холодной паникой.
Палач приподнял одну ладонь Виктора и оглядел подушечки пальцев. Странные руны занимали его всего пару мгновений; внимание дознавателя было всецело обращено на плоть заключенного, которую можно было с огромным успехом всячески истязать. Лезвие скальпеля коснулось основания большого пальца правой руки Виктора, прямо напротив основного сустава.
– Забыл сказать, – отвлекся Палач, задумчиво оглядывая свой инструмент. – Ты наверняка незнаком с материалом, из которого сделана эта вещь. Этот металл называется соляной сталью и используется исключительно в стенах нашего храма. Да-да, ты не ослышался, сталь соляная. Раны будут бесконечно мучительно гореть, я гарантирую это.
Последнюю минуту Виктор всем сердцем надеялся, что дознаватель лишь блефует, но все надежды рухнули, когда заключенный зацепил краем глаза взгляд Палача. В нем было столько желания приносить страдание, что на миг Виктора охватила полная апатия и абсолютное смирение. И все эти эмоции, весь немой страх, все мысли вдруг мгновенно испарились, когда невероятно острое лезвие скальпеля с едва слышимым хрустом вонзилось в палец заключенного, безжалостно отделив его от ладони.
Хлынула кровь. Как и обещал Палач, Виктора охватила паника. В груди бушевал ураган, он готов был вырваться наружу единым криком, но чары дознавателя все еще действовали и надежно выполняли свою сковывающую функцию. А сам же Палач грубо продолжал свои мучения: он ковырял кончиком скальпеля открытую и кровоточащую рану, соскабливая куски плоти с оголенной кости. И, кроме всего прочего, соляная сталь действовала именно так, как и обычная соль, – обрубок пальца словно горел на настоящем огне.
– Ты не волнуйся. Еще пару пальчиков – и я повторю свой вопрос, – с улыбкой на лице сказал Палач, поднимая отлетевший в сторону палец и принимаясь его осматривать. Он играл бровями, хмурился, поворачивал трофей под разными углами и в итоге рассмеялся: – Ха! Нет, ну надо же! Руническая магия. Твой Лагош что, болотник, что ли? Ладно, оставлю себе на память, ты не против? Конечно, не против.
Скальпель отправился в карман, а Палач отошел к книжному шкафу и положил отрезанный палец на самую верхнюю полку. Остановившись, он стал читать вслух названия на корешках фолиантов, будто и забыв о том, что рядом лежит и мучается от нестерпимой боли Виктор. Дознаватель отошел от шкафа лишь через несколько минут, но направился он не к кровати, где лежал заключенный, а к столу со своими инструментами. На сей раз недолго думая он выбрал уже появлявшиеся в его руках ранее клещи.
– А знаешь, – задумался Палач, – как можно получать удовольствие от пытки, если твой подопытный молчит как рыба? Непорядок.
Недовольно покачав головой, дознаватель снова вернул своему заключенному возможность издавать звуки, чем тот незамедлительно воспользовался и завопил так, как не вопил никогда в жизни. Все муки, что были заперты внутри его окоченевшего тела, разом вырвались наружу в десятикратном размере, и Палача это явно забавляло:
– Хо-хо-хо, какая экспрессия! Сколько чувств! Да ты прирожденный актер, Викферт. Но ничего, ничего. Мы сейчас придадим твоим эмоциям еще более живой оттенок, даже чересчур живой. Сгустим краски, так сказать! Начинаем.
На этот раз Палач выбрал своей целью указательный палец. Зацепив клещами кончик ногтя, он довольно подмигнул Виктору, который до сих пор не унимался и продолжал кричать, хотя все его существо пыталось этого не делать. Дознаватель в последний раз убедился в крепости своей хватки и стал медленно вытягивать ноготь с его законного места.
– Хва-а-атит! – вырвалось из глотки Виктора во время очередной порции воплей. – Сто-о-ой!
– Что-что? Дергать, говоришь? – Палач резко выдернул ноготь и отложил клещи в сторону, наблюдая за результатом своей работы. Заключенный, казалось, от боли был уже невменяем, так что никакой информации, по мнению дознавателя, добыть сегодня уже не удастся. – Эх, перестарался! Как же это я так?..
– Прошу, хватит… не надо больше…
Палач тяжело вздохнул, походил по помещению, решая, продолжать свои пытки или же отложить их на следующий день, когда заключенный отдохнет, немного наберется сил и будет готов к «расколу», так как не захочет повторения мучений.
– Стража! Заберите этого олуха отсюда и оттащите обратно в камеру!
С этими словами дознаватель вновь вернул Виктору контроль над телом и возможность упасть в обморок, чем разум заключенного незамедлительно воспользовался. А в пыточную камеру тем временем вошел капитан стражи. От остальных охранников его отличали покрывающие абсолютно все тело позолоченные латы, украшенные алой геральдикой, а также закрытый шлем-бацинет с тонкой прорезью для глаз. Капитан снял с пояса наручники и, встав возле Палача, поклонился ему.
– Да, да, здравствуй, – отмахнулся дознаватель от стражника и стал разгребать свой стол с инструментами. – Займись бедолагой.
– Здравствуй-здравствуй, ублюдок, – тихо и зловеще ответил капитан и со всей силы ударил по голове своим тяжелым кулаком Палача, отчего тот, не издав ни единого звука, незамедлительно рухнул на пол и обмяк. Стражник надел на дознавателя кандалы, оттащил тело в платяной шкаф и с некоторым усилием спрятал его там, подперев дверцу тяжелой табуреткой.
Из коридора послышались крики. В сторону пыточной камеры кто-то бежал. Капитан, не теряя времени даром, схватил лежащий на полу мобильник и бессознательного Виктора, перекинул его через плечо и помчался прочь из этого помещения.
Виктор понимал, что спит. Он почувствовал это сразу, как только потерял сознание. Кроме того, один взгляд на все еще целехонький большой палец сразу навел его на мысли о том, что все вокруг – нереально и эфемерно. А вокруг было не так уж и много всего: Виктору снилось, что он стоит посреди того самого леса, куда его перенес с Земли Лагош. Только теперь под ногами лежала не осыпавшаяся хвоя, а холодная каменная кладка – как в пыточной камере. То там, то здесь виднелись засохшие пятна крови, под деревьями валялись грязные и проржавевшие насквозь клещи и скальпели, а откуда-то с неба постоянно раздавался смех то Палача, то Грокотуха.