Инопланетянин (сборник)
Шрифт:
Видно было, что слова Жака произвели на Шайе сильное впечатление, более того, испугали его; он побледнел, на его смуглом лбу выступили крохотные бисеринки пота. Однако же, хмуря брови, он продолжал требовательно смотреть в глаза Жака.
— Но где гарантии, что это правда? Хотя… Мы не можем ждать! Может случиться большая беда! — Его блуждающий взгляд остановился на Хойле и загорелся надеждой. — Послушайте, вы говорили о Николасе Батейне, он здесь?
— Да, он командирован в Океанографический музей.
— Вы можете связать меня с ним?
Рене на мгновение задумался.
— Телефон вас устроит? Номер Батейна у меня есть.
— Прошу вас, не медлите!
Волнение ученого было столь неподдельным, что невольно передалось окружающим. Пока журналист набирал номер, Жак привел в порядок свой костюм и разбудил Луи. Телефонная трубка прогудела раз шесть, прежде чем в ней послышался недовольный, хриплый и заспанный голос Батейна.
— Это Рене Хойл беспокоит вас в такую рань.
— А-а! — голос Батейна определенно подобрел. — Доброе утро! Что там стряслось?
— С вами хочет поговорить Нед Шайе.
— Шайе?
— Друг и сподвижник Вильяма Грейвса. — Произнося эту фразу, Рене с некоторым запоздалым беспокойством подумал, что телефон Батейна может прослушиваться. Но тут же отбросил эту тревогу, интуитивно почувствовав, что теперь это уже не имеет большого значения: стремительно разворачивалась какая-то новая игра, о масштабах которой можно было лишь догадываться.
— Нед Шайе? — удивился между тем Батейн. — Он у вас? Какими судьбами? Впрочем, во-первых, это не существенно, а во-вторых, я догадываюсь. Дайте ему трубку.
Рене зажал микрофон ладонью, рука Шайе так жадно тянулась к трубке, что журналист вынужден был взглядом остановить его.
— Терпение, мсье. Я хочу предупредить вас, что Батейн знает лишь меня, Жак и Луи с ним незнакомы. И прошу вас, никаких адресов и тому подобное.
— Я давно не мальчик! — Шайе почти вырвал трубку из рук Хойла, но заговорил почти весело, с улыбкой — крепкая воля была у этого маленького смуглого человека. — Ник, это вы?.. Да-да, собственной персоной…
Между ними завязался оживленный разговор, и Рене опять поразился выдержке ученого: в ходе праздной болтовни Шайе ловко вставил два-три вопроса, которые помогли ему убедиться, что говорит он именно с Батейном, а не с подставным лицом. Очевидно, ответы удовлетворили его, потому что лицо Шайе вдруг потеряло деланную оживленность.
— Ник, вы можете подтвердить личность журналиста Рене Жюльена Хойла? Это очень важно!
Шайе покивал головой и перебил:
— Простите, Ник, а вы бы не удивились, если бы узнали, что он сотрудничает с коммунистами?
Неизвестно, что ответил ему Батейн, но по губам ученого скользнула бледная мимолетная улыбка.
— Понял. Простите, что перебиваю. Ник. Убедительно прошу, никуда не отлучайтесь из номера и ждите моего звонка. Дело очень серьезное, и вы можете понадобиться. Да-да, ждите. Но при первых признаках землетрясения срочно бегите из гостиницы и выбирайте открытое место — подальше от крупных зданий.
У Луи вытянулось лицо, он многозначительно присвистнул, Рене и Жак тревожно переглянулись.
— Я объясню потом. Ник… Да, это ужасно, но что можно поделать? Помните, при первых признаках!
Шайе положил трубку, глубоко вздохнул, на секунду прикрыл глаза и спросил:
— Машина у вас есть?
— Есть, — ответил Жак, — но, может быть, проще воспользоваться телефоном?
— У Грейвса давно отключены все телефоны.
Этот ответ сразу снял с повестки дня другие вопросы и до предела ускорил события. Уже в летящей по улице автомашине Рене спросил:
— Грейвс может взорвать бомбу?
— Может, — тихо ответил ученый, мысленно он был уже далеко, в доме своего друга и сподвижника.
— Апейронная бомба? В каком районе? Может быть, есть смысл предупредить полицию?
— Да нет никакой апейронной бомбы! — с тоской ответил Шайе. — Но в далеком Габоне, в Окло, есть целое устройство, размещенное в глубокой шахте. И если Вильям заставит его сработать, произойдет глобальная катастрофа!
Жак, сидевший теперь рядом с шофером, обернулся:
— Какого тогда черта вы волынили и теряли время?
— Откуда я знал, что это не очередная ловушка террористов, которые только и мечтают о том, чтобы наложить лапы на кодовую радиостанцию Грейвса? — с не меньшей экспрессией ответил Шайе.
— Он прав, Жак, — тихонько проговорил Луи.
Рене заставил себя помолчать, чтобы успокоиться и сосредоточиться.
— Как велика вероятность катастрофы? — спросил он после паузы.
— Пятьдесят на пятьдесят.
— Чет-нечет, — невесело прокомментировал Луи.
Жак снова обернулся:
— Почему вы решили, что взрыв может произойти сегодня утром?
— В состоянии депрессии у Вильяма было несколько попыток произвести взрыв. Он типичный гипоманьяк, если это вам о чем-нибудь говорит. — Шайе потер себе лоб. — У людей такого типа депрессия катастрофична, особенно когда они остаются в одиночестве. А Вильям сейчас один, его старый слуга не в счет. Мания наказать мир охватывает его обычно утром, сразу после пробуждения. Он ведь сова.
Луи на секунду обернулся назад, а Жак переспросил:
— Сова?
Шайе с некоторым сожалением пожал плечами, а Рене, обидевшись за товарищей и стремясь восстановить реноме, пояснил:
— Совы — это люди, которые за полночь ложатся спать и поздно встают. В противоположность жаворонкам, которые просыпаются вместе с зарей.
— Дело не только в этом, — перебил Шайе. — У людей-сов утро — самое угнетенное, депрессивное время. Если говорить об отчаявшихся гипоманьяках, то это время мрачных раздумий и неожиданно легких, роковых решений.