Иной мир. Начало
Шрифт:
– Да кто же к нему сунется после такого? Все дети его боялись и за глаза мясником называли, но в лицо такое ему никто не говорил. Да и сейчас среди воспитанников страшилка гуляет про мальчика, который приходит по ночам, выкалывает детям глаза и пьёт кровь. Но вы не подумайте… Миша… он не был злым… он просто другой…
Ухватившись за мысль, Егоров сказал:
– Попробую угадать. Михаил был расчётливым ребенком и ситуация с Сеней имела лишь одно направление – сделать так, чтобы никто и никогда больше не пытался у него что-то отобрать. Такой вариант возможен?
– Юра, я даже не задумывалась о таком… –
– Всё-таки были другие случаи? – уточнил Егоров.
– Все другие происшествия заканчивались просто дракой. Миша просто бил обидчиков. Больно, основательно, но без увечий. И никогда не жаловался и не искал справедливости у воспитателей. Возможно, именно благодаря этому он и заслужил своеобразное уважение среди сверстников. Вы же знаете, как в детском коллективе относятся к доносчикам?
– Неужели он никогда не оказывался в позиции проигравшего? – удивлённо вздёрнул брови Юра. – Всё-таки он не один год прожил в интернате.
– Скажу вам честно, – немного замявшись, ответила Валентина. – Эти дети беспризорные, сегодня они здесь, а завтра сбегут. И голодно у нас бывает, и работать заставляем.
Проведя шершавой ладонью по стоявшей в сторонке табуретке, нянечка уточнила:
– Этот табурет сделал Миша. Посмотрите, какая аккуратная работа. У нас при интернате свой швейный цех и столярная мастерская. По установке партии мы приучаем детей к труду и даём профессию. Летом дети работают на интернатовском огороде, зимой в цехах. Нужно же как-то дополнительные средства изыскивать. Не всем воспитанникам это нравится и они сбегают.
В памяти Егорова всплыл образ попрошаек с Воронежского вокзала.
– Но Миша никогда не сбегал, – вернувшись из воспоминаний, продолжила Валентина. – Он словно принимал условия договора. Честно работаешь и интернат обеспечивает тебя пищей и кровом. Он прилежно учился, вообще впитывал любые знания до которых мог дотянуться. Любил изучать иностранные языки, в библиотеке интерната было несколько учебников, он сносно говорил на немецком, испанском и французском. Понятно, что ему не хватало практики, но даже военные были удивлены. А на отборе в специальное училище Миша показал отличные результаты не только среди сверстников, но и в сравнении с ребятами которые были старше.
– А вот с этого места поподробнее, – встрепенулся Егоров, – что за специальное училище? Кто руководитель? Где находится?
Глава 8
Особливо стоящий дом на окраине Раменского с первого взгляда выглядел нежилым. Лишь по небольшой натоптанной тропинке в зарослях буйно разросшегося по двору бурьяна можно было понять, что в доме есть обитатели. Егоров долго изучал взглядом старую постройку с покосившейся крышей и заросшими вьюном стенами, прежде чем постучал в низкую, сделанную по старинке, дверь.
– Кого там леший принёс? – пьяный голос из глубин дома заставил Юру сдержанно улыбнуться. – Катитесь вы к чёрту!
– Я ищу полковника Брота, – брезгливо отодвинув пальцем грязную тряпку, закрывающую разбитое стекло в окне, ответил Егоров.
– И кто интересуется?
За дверью послышались звуки передвигаемой мебели, шум упавшей посуды. Спустя пару минут за грязным стеклом показалось пропитое лицо хозяина дома. Сильно опухшие веки и нездоровый окрас лица неоднозначно намекали на то, что старик активно “сидит на стакане” и делает это довольно давно.
– А-а-а, военный! – зло оскалившись и показав гнилые зубы, протянул алкаш. – Чего тебе надо? Я свои долги Красной армии уже отдал. Пенсия!
– Информация, – коротко ответил Егоров с недоумением разглядывая существо за окном и не понимая, как мог так низко упасть бывший военный и руководитель специального училища НКВД. Он всегда считал, что такую должность может получить только морально устойчивый человек. Ладно Южаков. Бывший ефрейтор никогда не выделялся морально-волевыми качествами. Звёзд с неба не хватал, но и трусом не был. Он был одним из многих, кто прошёл войну от начала до конца и сломался только после победы, как только остался без контроля командиров. Но полковник НКВД награжденный орденом Мужества и Звездой Героя? Неудивительно, что в управлении о нём старались не упоминать.
– Нужна информация – беги в архив, капитан, – презрительно сплюнул Брот. – Я мемуары не пишу и не собираюсь. У меня секретность.
– Я в курсе, Леонид Юрьевич. – Достав из нагрудного кармана удостоверение, Егоров показал его бывшему полковнику. – Но в архивах этой информации нет и вы единственный, кто может прояснить ситуацию.
Лицо в окне исчезло и из глубины дома вновь послышались звуки передвигаемой мебели и незамысловатые матерки его обитателя. Спустя пару минут входная дверь распахнулась и на пороге появился Брот с накинутым на плечи офицерским кителем, покрытым непонятными пятнами. Пытаясь стоять ровно, полковник окинул гостя мутным взглядом.
– Ты как с полковником разговариваешь, капитан? Смир-р-на!
– Да что же это такое? – тихо прошептал Юра и отработанным ударом в грудь отправил шатающееся тело в темноту коридора. – Никто не хочет сотрудничать по-хорошему.
Можно было решить этот вопрос мирно, но финт с кителем и пьяной командой вывел капитана из себя. Такого оскорбления чести мундира он спустить на тормозах просто не мог. Выждав десять секунд и, убедившись, что Брот не подаёт признаков жизни, он зашёл в дом и выволок его за ногу во двор словно мешок картошки.
Проверил пульс. Живой. Подошёл к замеченному ранее колодцу и не спеша, насвистывая под нос мелодию марша Победы, набрал ведро воды. Словно в детстве, черпая воду ладошкой, напился ледяной воды, от которой заломило в затылке.
– Попытка номер два!
Окатив лежащее на земле тело, отскочил в сторону от брызг, разлетающихся в сторону.
– А… ах… уф…
Судорожно задёргавшись, Брот сел и, тяжело дыша, огляделся.
– Капитан… тебя за такое… под трибунал…
– И на расстрел, – добавил от себя Егоров, присев на корточки. – Слушай меня, полковник! Если в управлении узнают про твои представления перед гостями в кителе, на котором висит звезда Героя Советского Союза, то это не меня, а тебя к стенке поставят. Ни к чему владельцу особо ценной и секретной информации в пустую небо коптить. А вдруг заболтаешься в пьяном угаре и раскроешь военную тайну?