Иной мир
Шрифт:
— Эй, Боб, все okay?
— All right, — пришло в ответ, — я почти у зонда.
Роберт Эрдсли кивнул. Он прихватил с собой камеру и сделал несколько снимков. Затем он вплотную подобрался к зонду. Он осторожно взялся за антенный стержень и притянул шар к себе. Антенны выдвинулись. Хантер наблюдал за тем, как его спутник возвращался по тросу к космическому кораблю. Весь процесс длился десять минут.
Дэвид Хантер услышал, как на борт ступил его спутник. Космический корабль содрогнулся, когда Роберт Эрдсли захлопнул люк и завинтил его. Кислород зашипел в шлюзе. Через несколько мгновений манометры снова показывали одинаковое давление воздуха для обоих помещений. Роберт Эрдсли мог снять нескладный скафандр и подползти к своему спутнику.
— Это было проще простого, — сказал он облегченно вздохнув, —
В ЦУПе на Земле результата ожидали с не меньшим напряжением. Не было сомнений в том, что это информационный зонд, содержимое которого скрывало тайну. Дэвид Хантер открыл замок. Маленький шар распался на две части. Наверху лежал свернутый лист бумаги, под ним металлическая кассета. Эрдсли извлек лист бумаги и развернул его. Больше для себя, чем для Центра он прочел текст, который был написан на нем, слова, написанные от руки: «Мы живы, спасите нас! Мы уже катапультировали один зонд. Если в течении последующих семи месяцев нас не спасут, помощь опоздает!»
Под этим зовом о помощи стояли четыре имени. Под ними числа и данные, которые указывали на характер изменения орбиты «Дарвина». Хантер и Эрдсли переглянулись.
— Официальное заявление с небес, — прошептал Эрдсли. — Или из ада.
Центр вышел на связь. Они хотели еще раз услышать текст и числовые данные.
— Здесь дело нечисто, — сказал Эрдсли и перекрестился. Он делал так перед каждым возвращением на корабль.
— Святая Мария-Богородица, девять или десять месяцев назад предполагали, что они разбились на Луне! Как это возможно?
— Боб, — прошептал Хантер, — возможно они даже находятся рядом с нами? Зонд был в пути двадцать три дня.
Дэвид Хантер посмотрел в иллюминатор, словно там в любой момент мог появиться «Дарвин».
Они могли бы с легкостью установить на основе приведенных данных, что пострадавший космический корабль не мог находиться рядом с ними. Но они сейчас не были в состоянии провести расчеты. Их также не удивило то, что говорящий с Центра управления вышел на связь и сказал им, что согласно данным «Дарвин» находился на расстоянии примерно сто тридцать миллионов километров от них. Это было почти расстояние от Земли до Солнца. Оба не сводили глаз с чисел и едва понимали говорящего из Центра управления. Он призывал их следить за приборами и контролировать изменение собственной орбиты. Затем он осведомился о прочем содержимом. Эрдсли извлек кассету и открыл ее. В ней лежала магнитофонная пленка. Они оба были настолько потрясены, что говорящий с ЦУПа пришлось несколько раз повторить свой вопрос.
— Слова мертвецов, — сказал Эрдсли, — я не понимаю этого, им поставили памятник, их официально похоронили — даже присутствовала делегация от наших. По официальным заявлениям все шестеро лежат в обломках своего космического корабля на Луне — как это возможно?
Дэвид Хантер смотрел на пленку, словно видел перед собой ядовитую змею.
— Проклятье! — вырвалось у него, — они живут и надеются, а мы не можем им помочь!
Он вызвал центр и сумбурно сообщил о том, что чувствовал. Впервые у Дэвида Хантера сдали нервы. Эрдсли еще никогда не видел своего спутника в таком состоянии.
— Они умрут! — подавленно кричал Хантер. — Кто доберется до них за такое короткое время?
— Еще семь месяцев, Дэвид, — сказал Эрдсли.
— Сто тридцать миллионов километров — как туда можно попасть? Нет, их нельзя спасти…
Он простонал от такого неожиданного открытия.
— Предоставь это им, Дэвид, — с утешением сказал Эрдсли, — что-нибудь уже предпринимается. С нами могло бы случиться также. Что им теперь толку от их современного космического корабля? Не хотел бы я сидеть в их ящике. Я возложу им двадцать венков из роз, сразу как только у нас снова будет твердая почва под ногами.
Дэвид Хантер хотел поставить пленку, но он был слишком взволнован. Эрдсли сделал за него эту работу.
— Сейчас мы узнаем все поподробнее, Дэвид, но может быть сначала нам следует прослушать пленку внизу. Я себя неважно чувствую здесь. Никто не знает, когда накатят…
— Включай, Боб, — приказал Хантер.
Эрдсли соединил устройство прослушивания с передатчиком. Теперь Центр мог слушать вместе с ними. Он кивнул своему спутнику и включил. Пленка пошла. Секунды ничего не было слышно, затем прозвучали обрывки слов. Кто-то сказал: «Пленка пошла, говори». Через секунду они услышали глубокий вздох, затем женский голос. Это был непривычный звук в их металлических стенах, но его было слышно так четко, словно говорящая стояло непосредственно рядом с ними. Женщина сказала: «Говорит Соня. Мои слова больше не дойдут до Земли; все же я хочу посвятить их тебе, любимый. Мы продержались столько, сколько возможно. Я не забыла тебя, мои мысли всегда были с тобой. Я знаю, любимый, что ты считаешь меня мертвой. Это правда, это существование больше не жизнь. Наш космический корабль стал звездой среди звезд, другим миром со своими собственными законами и понятиями морали. Если моим словам суждено когда-нибудь дойти до тебя и если у тебя еще есть наша маленькая книжечка, в которой мы так часто записывали наши мысли, то добавь в нее эту мою последнюю весточку: „Мы были искоркой и хотели воспламениться; ветер нес нас в вечность. Из искры возгорелась звезда, видная всем и всем хорошая.“ — Прощай, любимый, прощайте, люди. Нам осталась только память, единственный рай, из которого никто не может изгнать нас».
Эрдсли и Хантер слушали с сжатыми губами; они боялись вздохнуть. Женский голос затих, но в их ушах все еще разносились эхом ее сотрясающие слова. Из динамика послышалось кашлянье, затем послышался тонкий, высокий мужской голос: «Говорит Чи. Наступит время, когда для нашего спасения будут предприняты какие-нибудь меры. Я не потерял надежду. Теоретически зонд номер один должен был бы приблизиться к Земле примерно через тридцать-сорок дней. Сейчас нет смысла говорить много. Папа, мама! Я передаю вам привет. Не оплакивайте меня. Я радовался жизни, но я бы всегда шел всегда этим путем, путем к звездам… Прощайте, Прощайте все. Если я еще могу высказать желание, то это: Сохраните мир на Земле — во Вселенной нет планеты лучше…»
Снова стало тихо. Они вдруг услышали, как кто-то тихо переговаривался. Кто-то засмеялся, другой призвал его к спокойствию, пока мужской голос не заглушил все: «Говорит Гиула. Проклятый космолет! Проклятая Вселенная! Я хочу вырваться из этой развалюхи! Почему вы прекратили на искать? Вы хотите провести на нас опыты? О, жалкая собачья жизнь!.. Я больше этого не выдержу, я хочу вырваться отсюда… Соня, я больше не могу…»
Всхлипывание прервало запись. Роберт Эрдсли невольно посмотрел на своего спутника, но это всхлипывание исходило из динамика. Дэвид Хантер сидел неподвижно и, вытаращив глаза, пялился на магнитофонную пленку. Женщина успокаивающим голосом обратилась к говорящему. Затем прозвучал голос мужчины, снова четко и ясно. Мужчина говорил: «Говорит Роджер Стюарт. Наших пищевых запасов хватит еще немногим больше, чем на семь месяцев. Возможно, этот или другой космический зонд найдут вовремя. Эта надежда еще поддерживает во мне жизнь. В последнем зонде, который мы катапультируем, находится мой дневник. Он не предназначен для опубликования. Я оставляю эти наброски Институту Космических Исследований. Если мой сын Седрик еще будет жив, когда эта пленка попадет на Землю, то я прошу считать эти слова моим завещанием: Седрик, мой любимый мальчик, мы до последней секунды боролись со смертью. Используй сон, прекрасный сон, который мы называем жизнью; в этой Вселенной есть только одна эта жизнь, и она имеет смысл лишь на Земле. Проснувшись, возрадуйся всему тому, что может предложить тебе Земля. Только теперь я знаю, что мы потеряли. Моя надежда ничтожно мала. Я доверяюсь, как и мои спутники, безжалостному случаю. Пусть другие, которые последуют за нами, воздержатся от такого путешествия. Я обнимаю тебя, мой мальчик, в мыслях я с тобой…»
Пленка закончилась, узкая полоска развевалась вокруг катушки, пока Эрдсли не выключил прибор. Очень долго царило молчание. Потрясенные этими бездыханными причитаниями, отчаянным криком, они оба безвылазно сидели в своих каютах и у них не было слов. Прозвучал голос из динамика: «Мы все поняли — на пленке есть еще что-нибудь, или снова были только эти четверо?»
Эрдсли проинформировал центр. Он сказал, обратившись к своему спутнику: «Не принимай это близко к сердцу, Дэвид, но я начинаю беспокоиться при мысли, что с нами могло приключиться нечто подобное».