Иной мир
Шрифт:
Она открыла телеграмму. Шаган писал: «Шаг, который Вы предприняли без моего ведома и согласия, воспользовавшись состоянием моего здоровья, я в высшей степени порицаю. Я жду от Вас, чтобы Вы немедленно вернулись в обсерваторию. К Вашему сведению сообщаю, что я забираю свой тезис обратно за его несостоятельностью. Президиум ВКА извещен об этом. Я отправил Ваш багаж на Маник Майя и жду Вас в течении последующих двадцати четырех часов. Шаган».
К телеграмме была добавлена приписка; она вышла из под пера Дамара. Он писал: «Милая Нанга, не обижайся на ругань старого ворчуна, ты же знаешь его и понимаешь, что он имеет в виду. Я рад
Нанга ожидала подобного, ее подготовил к этому в письме доктор Борос, и все же ее шокировало это сообщение. Ей было бы понятно, если бы он молча вышел из дела; это запоздалое согласие с постановлением Высшего Космического Агентства она сочла недостойным. Мысль о том, что она должна вернуться в обсерваторию и снова работать с ним, показалась ей абсурдной. И еще хуже для нее было представить, что Дамар Вулан ждал ее прибытия и что он в своем неведении снова будет преследовать ее.
Он снял телефонную трубку и навел справки о воздушных рейсах. Она узнала, что следующий самолет летел в семь часов утра. Нанга забронировала место в самолете.
X
Седрик проснулся еще до рассвета. Надежда, что Вулько все же передумает, преследовала его даже во сне. И чем больше он об этом думал, тем крепче в нем становилась эта надежда. В эти минуты он еще не знал, что его мечтам суждено воплотиться в реальность. Через несколько часов мир узнает о новом воскрешении из мертвых.
На Земле больше не было «чудес». Логика, холодный рассудок выслали суеверие в монастыри, и по нему ежедневно снова наносили удар в лабораториях. «Чудеса» можно было рассчитать математически и увидеть в микроскоп. В школах учителя демонстрировали своим ученикам деление клеток и таинственный процесс фотосинтеза в листьях растений. Уже умершие, снова воскрешенные к жизни, снова выходили из операционного зала; разум больше не допускал чудес. На протяжении двух тысяч лет поэтов, художников, скульпторов и мифологов воодушевляла трогательная сказка о сыне плотника, который через три дня поднялся из могилы. По воле своего человеческого создателя он попал в рай. Никто не может сказать, где находился рай. А шестеро на «Чарльзе Дарвине»? Если они еще были живы — видели ли они рай?
Над пострадавшим космическим кораблем все еще была завеса молчания; но кто мог упрекнуть Седрика, если надежда и вера в правильности тезиса Шагана постоянно вытесняли его сомнения, и если он в этой вере в воскрешение близкого человека видел что-то вроде маленького чуда? Он знал формулу второй космической скорости, и ему были известны законы движения и развития, но логика лишена поэзии, и в разгоряченной фантазии Седрика не было места для силлогического мышления.
Он привык вставать рано, принимать холодный душ и делать утреннюю гимнастику. В режим дня входили пробежки по лесу, с которых он начинал день. Седрик залез в спортивный костюм. Он знал местность и пробежал пару километров по знакомым лесным тропинкам. Было не исключено, что по пути он встретит Александра Вулько. Но главного инструктора в это утро не было видно.
Когда Седрик вернулся, он встретил Нангу в фойе отеля. Он увидел ее дорожную сумку. Нанга сказала: «Я оставила для тебя письмо в регистратуре, Седрик».
— Тогда счастливого пути, — ответил он.
Она села на диван в вестибюле. Немного нерешительно он тоже присел рядом с ней. Мгновение они не проронили не слова. Затем она упомянула о телеграмме.
— Это настоящая причина? — спросил он. Не дождавшись от нее ответа, он сказал: «Я считаю, что нет ничего порядочнее, чем хотеть быть порядочным. Перед кем ты должна отчитываться?
— Перед Шаганом, — ответила она.
— Именно из-за него ты должна еще остаться. Ты могла хотя бы дождаться ответа от Александра. А профессору Шагану наверняка нужны его материалы.
— Пусть Вулько отправит их в Маник Майя, — ответила она, — это не к спеху. Профессор официально отказался от своего тезиса. Он признал, что тезис необоснованный.
Она начала смеяться. Седрик удивленно посмотрел на нее.
— Что он не обоснованный? — повторил он. — Что значит необоснованный? Как может быть необоснованным то, что он доказал черным по белому? Возможно, он исходил в своих размышлениях из ошибочных предпосылок, это можно вообразить. Но он же породил этот тезис, и его можно опровергнуть лишь с помощью доказательств. Что он за человек, твой профессор Шаган?
— Он с самого начала был неуверен, — сказала она.
Седрик продолжил, так, словно говорил сам с собой: «Я признаю, что я дважды пошел на поводу у ложных надежд, и я больше не уверен в том, какая из них больнее. Значит ты возвращаешься на Маник Майя. Жаль, я охотно поехал бы с тобой. Я хотел бы стоять лицом к лицу с этим Шаганом, и хотел бы сказать ему кое-что…
Профессор с Маник Майя был для Седрика подходящим поводом выплеснуть свое разочарование по поводу ее неожиданного отъезда.
— Какой герой, — продолжал он громыхать, — кто заставил его опровергнуть свои соображения? Его хотели сжечь на костре как Джордано Бруно? Если бы он хранил молчание — это было бы понятно. Но все же передай профессору пламенный привет от меня, скажи ему, что он маленький, жалкий оппортунист. Да, это верное слово, это величайшая болезнь, которой люди болели во все времена. Мы можем излечить рак, туберкулез, но эта язва очевидно наследственная, и никакой доктор не может вырезать ее. Я порой спрашиваю себя, не лучше ли было вращаться в спутнике вокруг Солнца. Хотя там и было бы все так же распределено, как и здесь, ежедневное познание, ежедневная калорийная пища, совершенно однотонное безразличие — но там хотя бы не было обозначенных границ гражданскому мужеству.
Он замолчал, когда некоторые из постояльцев приблизились к ним.
— Значит я не могу удержать тебя? — спросил он немного тише. Она посмотрела на него, и он прочел ответ в ее глазах.
До аэродрома было всего десять минут езды. Седрик все еще не мог понять, что все закончилось. Он взял ее за руку; слова и мольбы вертелись у него на языке, но он молчал. Когда машина свернула к аэропорту, она поцеловала его.
— Я не забуду тебя, Седрик, — прошептала она, — все же я постараюсь не думать о тебе.
Она вышла из машины. Седрик не стал ждать, пока самолет оторвется от земли.
В фойе отеля ждала Анне. Когда она увидела Седрика, она знала, с отъездом Нанги ничего не изменилось. Они позавтракали вместе, и Анне задала пару вопросов, на которые он ответил неохотно. Когда он хотел встать, чтобы зайти к Вулько, она удержала его.
— Ты не скажешь мне, что будет дальше, Седрик?
Он пожал плечами.
— Что будет дальше, Анне? Каникулы закончились. Я останусь здесь, но об этом я должен поговорить с Александром.