Иножитель (Клокочущая пустота, Гиганты - 3)
Шрифт:
– Вы выражаете ему мой гнев?
– спросил покрасневший король.
– Напротив, ваше величество. Я добиваюсь совместных с ним усилий против Испании, в чем вы крайне заинтересованы.
– Вы ищете союзников среди английских цареубийц?
– Именно так, ваше величество, как учит, сам того не подозревая, все тот же Макиавелли.
Людовик XIV вздохнул. Ему стало душно, захотелось на воздух, в сад, поиграть в лапту ("фронду") с мальчишками, убежать от всех этих страшных дел, в которые посвящал его угодный матери кардинал.
– Я хотел бы, ваше величество, чтобы вы ушли
Капитан мушкетеров уже скучающе ждал короля, чтобы проводить его в сад, где для него собрали местных мальчишек.
Людовик XIV выглядел обыкновенным их сверстником. Кто мог догадаться, что уже заложено в него и как выразится со временем?
А Мазарини занялся текущими делами. Ему нужно было золото не только потому, что он был ростовщически скуп, а для того также, чтобы сколотить армию, во главе которой он собирался поставить готового изменить Фронде Тюрена, соперника принца Конде.
В приемной кардинала ждало несколько откупщиков ("партизан"), привезших Мазарини столь нужные ему деньги в счет тех податей, которые он позволил им собирать с крестьян.
И еще там сидели три чопорные молоденькие итальянки, племянницы Мазарини, приехавшие просить для всех их, семерых, приданое, в надежде, что при своей скупости он их не обидит.
Правя страной, Мазарини не забывал себя.
Еще больше, чем Ришелье, ввергнув страну в неоплатные долги, сумма которых в современном исчислении достигала свыше полутора миллиардов франков, не менее 400 миллионов он оставил в своем кармане, не считая приданого, которое он обеспечил-таки всем своим семерым племянницам.
Чтобы сколотить такое состояние, он не брезговал ничем: ни ссудой денег в рост под ростовщический процент, ни продажей должностей. Когда Фронда назначила крупную сумму за его голову, выручив ее от продажи его библиотеки, он невозмутимо заметил, что "это обойдется им куда дороже".
Казалось, для того, чтобы переполнить его многотрудный день, после ухода короля ему принесли пачку листков, распространенных Фрондой. Мазарини перебирал их, пока не остановился на памфлете опять же Сирано де Бержерака, который становился поистине невыносимым. Расхаживая по кабинету так, что полы его сутаны развевались, обнажая алую подкладку, он перечитывал злые, разящие строки.
Крестьянин трудится, как вол,
Но на чужой роскошный стол,
Конечно, он и нищ и гол.
Но на беднягу гнев низринет
Правитель алчный Мазарини,
В интригах что погряз, как в тине,
Виновник наших бед и зол,
Без платья совести он гол,
С душой темнее черных смол.
Мазарини задумался. Этот Сирано де Бержерак заслуживает кары не меньшей, чем понесла несчастная Беатриче.
Глава третья
ДАМЫ ФРОНДЫ
Когда ты входишь, солнце меркнет.
С и р а н о д е Б е р ж е р а к
Последствия Тридцатилетней войны в Германии, где пребывал Мазарини, были ужасны. Обезлюдевшие города, покинутые деревни, невозделанные поля упавшие цены на крестьянские продукты повлекли за собой уход людей с насиженных земель. По стране бродили преступные шайки нищих и разбойников, цыганские таборы,
Самая древняя профессия становилась единственным прибежищем этих обездоленных женщин, у которых не оставалось ничего, кроме самих себя. И они перекочевали из армейских обозов в города.
По иному складывались судьбы блистательных дам Парижа в годы торжества Фронды. Многие прелестницы (по словам историка), столь же честолюбивые и отважные, как и не умеющие краснеть, стали занимать в движении Фронды заметное место. Первой среди них считалась бывшая приятельница королевы Анны герцогиня де Шеврез, устоявшая даже от гонений Ришелье, вынужденного уничтожать ее хотя бы насмешками в своих комедиях. С нею соперничали во влиянии "генерал-роза" Фронды, неистовая дочь Гастона Орлеанского (бывшего до рождения Людовика XIV престолонаследником) принцесса Монпансье и очаровательная мадам Лонгвиль, сестра молодого, но прославленного в войну принца Конде, которого обожали солдаты, сравнивая его с самим Густавом-Адольфом, шведским королем. Красота и обаяние сестры героя покоряли даже противников Фронды.
Сам Людовик II Конде рассматривал Фронду как средство для познания радостей жизни, которые виделись ему в кутежах и буйстве, веселье и наслаждении. Королева Анна пока еще находилась в Париже, была весьма чувствительна к нарушениям этикета, чем принц Конде пренебрегал, и мучительно страдала от этого так же, как и от приятелей принца, петимеров (франтов), превращавших королевский дворец в посмешище. Конде распоряжался там, как султан (по выражению современников), живя на более широкую ногу, чем король. Основной заботой его было интриговать против соперника в военной славе Тюрена, с которым ему пришлось впоследствии сразиться на поле боя в пригороде св. Антония, когда Тюрен изменил Фронде.
Но всему этому еще предстояло произойти, а пока вожаки Фронды наслаждались успехом, достигнутым народом на баррикадах, нимало не заботясь о простолюдинах и крестьянах, не задумываясь о переустройстве государства по примеру английской революции, приведшей к казни короля.
Фронда, крича о верности короне, растратила собранные деньги на роскошь, пьянство и излишества, сколотив лишь "скоморошное ополчение" с "извозчичьей конницей" и ополченцами в лентах, оравших по кабакам о своей доблести.
Лучшие же умы столицы, все еще стремясь вдохнуть энергию в движение против деспотизма, создавали памфлеты, разоблачающие кардинала Мазарини, пополняя ими знаменитую "Мазаринаду".
Разрозненная в своих стремлениях Фронда, рожденная недовольством народа своей жизнью и знатью, жаждущей большей власти и выгод, не сумела ослабить влияния первого министра в провинциях, где губернаторы играли вторую роль после поставленных там Мазарини "государственных секретарей", не создала в Париже новых органов власти. Однако шумела.