Инсектерра. Выжить в любви
Шрифт:
Я еле успела увернуться, но царица немедленно открыла лаз на дне и толкнула меня к нему. Я тут же провалилась куда-то вниз и словно по извилистой трубе аквапарка понеслась вперед, увлекаемая потоками мутной воды. Мне казалось — еще немного и я захлебнусь, с ног до головы покрытая этой липкой пастой. Я барахталась и пыталась очистить нос, чтобы хоть немного вздохнуть. Отчаяние уже почти настигало, когда я вылетела из трубы на какую-то мягкую бархатистую поверхность.
Не сразу разлепив склеенные ресницы, я шарила руками вокруг, чувствуя, что лежу в чем-то отдаленно напоминающем песок. Но он оказался сладким и таял на языке подобно сахарной вате. Боже! Боже! Разве это возможно! Я готова была закричать от восторга, но только разевала рот, как рыба, выброшенная из воды. И лишь когда с торжествующим визгом рядом приземлилась Альбира, я вновь обрела дар речи и способность нормально дышать.
Мы сидели внутри гигантского живого цветка. Сопоставив размеры и формы, я решила, что это местная лаватера или гибискус. Ярко-красный граммофон с длинными тычинками и бревнообразным пестиком посредине принял нас подобно маленькой корабельной каюте и теперь плавно раскачивался по инерции, осыпая нас новыми порциями ароматной пыльцы.
Альбира знала толк в наслаждениях! Она развалилась на желтоватом покрывале и блаженно закрыла глаза. Наши тела были сплошь покрыты миллионами крохотных пыльцевых зернышек. Итак, мы вымазались в меде и вывалялись в «цветочном пуху». Похоже, именно здесь кроется разгадка долголетия и неувядающей царской красоты — я была поражена и взволнована…
Но когда Альбира внезапно подсела ближе и принялась деловито слизывать с моей груди сахаристые капли, я просто откинулась назад и попыталась воспринять это как часть церемонии. Кажется, я всерьез начинала бояться эту темпераментную женщину. Я уже хотела домой.
Глава 22. Великая новость
Уно сидел посреди комнаты на полу в самой привычной позе — раздвинутые в стороны колени и соединенные стопы. Старший Наставник сосредоточенно наблюдал за самым крупным и зрелым коконом из Десяти Особенных. Все они выглядели светлее остальных, на них не было чешуек и борозд, хотя размеры мало чем отличались.
С того дня как паланкин Магрит исчез за Зеленой стеной Уно словно избегал собратьев — забирал еду и ужинал в одиночестве, почти все время проводил во Чреве Матери, снова и снова поудобнее раскладывая яйца, часто навещал пещеру-хранилище с коконами. Особенные он сразу разместил в отдельной нише и каждый день следил за тем, как они растут.
Такое поведение Наставника немного тревожило прочих «нянек», но они понимали, что Старший также как и все кормисы взволнован из-за странных яиц, что слишком быстро преобразовались и могут дать удивительное потомство.
Однако Уно беспокоили не только необычные коконы. Он просто скучал по своей Королеве. Фраза за фразой разбирал в голове их разговоры, вспоминал черты лица любимой женщины, ее голос и смех, а сердце все сильнее наполнялось необъяснимой тревогой и тоской. В голову Уно сейчас приходили незнакомые прежде мысли и желания.
«Как же я не понял ее… Она хотела принадлежать одному мне, потому что наши звезды дышат одновременно. Но она нужна всем нам, разве я могу один любить ее и пользоваться ее вниманием, разве такое возможно в Семье… Хочу ли я один иметь право касаться ее…»
Эти вопросы сводили Уно с ума, он считал дни, сгорая от нетерпения вновь увидеть Магрит, поскорее остаться с ней наедине и высказать все, что прячет его душа. Поведать о своей огромной любви, о том, что он на все готов ради ее благополучия и счастья. В их последнюю ночь Уно видел слезы на ее щеках — так, значит, и ей было тяжело расставаться. Как больно… как же больно… Уно застонал, в порыве яростного сожаления сжимая свои кулаки и склоняясь к полу всем гибким телом.
Он только сейчас осознал, что встреча с Магрит — это самое чудесное, что могло произойти в его жизни. Непостижимая, трепетная женщина была в его руках, спала на его груди, дарила свою нежность и тепло, доверчиво раскрывала перед ним тайники своего чистого тела, а он же порой будучи рядом витал в облаках, думал о новых нишах для яиц и мысленно раздавал поручения младшим. Жалкий глупец!
Нужно было поехать с ней и ни на мгновенье не оставлять одну! Нужно было вовсе запретить ей эту поездку. Магрит бы послушала его — Уно подозревал, что имеет особенное влияние на ее решения и наверняка мог бы заставить ее передумать. Но он слишком легкомысленно отнесся к этой королевской причуде и теперь невероятно страдал. И даже поучения Высокоумного Чаро не способны были утешить в минуты отчаяния. Уно наугад брал один из многочисленных свитков и читал первые слова, что зацепят его взгляд. Сегодня ему выпало это:
— Все вокруг и ты сам есть такое, каким было создано, но всегда способно меняться. Научись сдержанно встречать перемены и сделай им шаг навстречу. Тогда плохое обтечет тебя, не причинив вреда и уйдет прочь, а хорошее поселится в твоем сердце, пустит корни, даст плоды и рассыплет новые семена в свой срок.
Уно вздохнул, отложив тексты в сторону. Он желал перемен и сам был готов меняться. Но пусть Магрит всегда будет рядом — та Магрит, что он любит и ждет.
Некоторым кормисам Уно и прежде казался странным из-за его замкнутости и склонности к долгим размышлениям, а потому поведение Наставника и сейчас никого не удивляло. Так же сдержанно Семья отнеслась к появлению удивительных Коконов из необычных яиц.
— Уно поймет, что нужно делать. Он справится, потому что чувствует их сильнее, чем мы. У него особенная связь с детьми, — говорил один из старых нянек и все соглашались, оставив Старшего наедине с будущим потомством.
А сам Уно, слыша эти разговоры, испытывал тяжкие муки совести, ибо думал он сейчас больше о Магрит, нежели о своей работе. Целыми днями он ждал Королеву, ловил руками воздух так, словно искал любимые пальцы, а порой наматывал на собственную ладонь ленту, взятую из ее волос. Этот кусочек тряпки уже не хранил ее запаха, но был единственной вещицей, что Уно смог вынести из королевских покоев в память о ночи с любимой.
«Когда она вернется, я никому ее не отдам», «Прекрати. Ты не можешь запретить другим касаться ее, не можешь запретить им желать и любить. Ты не имеешь права на подобное. Лучше забудь»
Уно вздрагивал и тихо стонал от этого внутреннего спора, схватившись за голову. Это было нестерпимо больно, до нервной судороги больно где-то там глубоко в груди так, что в потрепанную ленту хотелось вцепиться зубами и взвыть от невыносимого желания бежать по следам Женщины в чащу леса.
«Уно — ты хороший кормис, ты старший среди наставников, ты не имеешь права сейчас пренебречь своими обязанностями. Ты должен позаботиться о коконах, о новом поколении, для этого ты и рожден! Не следует забывать свое призвание и свой долг перед Семьей».