Инспектор Кадавр
Шрифт:
– Так вот! – выпив, вздохнул он.
Этьен Но от неожиданности вздрогнул. Его охватила тревога. Это «так вот!» прозвучало, как вывод, сделанный после какой-то внутренней борьбы. Если бы Мегрэ находился сейчас в стенах полиции или хотя бы имел официальное поручение вести это дело, он бы считал себя обязанным, чтобы добиться максимального успеха, применить свой обычный метод: довести Этьена Но до такого состояния, когда тот не сможет уже больше сопротивляться. Нагнать на него страху, сломи гь дух, то вселяя надежду, то приводя в трепет. Это было бы нетрудно. Сначала надо дать ему запутаться в собственной лжи. Затем осторожно намекнуть, что ему. Мегрэ, известно содержание телефонных разговоров, и наконец-была не была! – в упор заявить: «Ваш друг месье Альбан Гру-Котель завтра утром будет арестован…» Но Мегрэ ничего этого не сделал. Он попросту подошел к камину и облокотился на него. Огонь припекал ему ноги. Этьен Но сидел рядом. Видимо, он еще не терял надежды.
– Я уеду завтра трехчасовым, как вы того хотели, – несколько раз коротко затянувшись из своей трубки, проговорил наконец Мегрэ.
Ему было жаль Этьена Но. Он чувствовал себя словно бы виноватым перед ним. Жил себе человек, немолодой уже-они с ним примерно одного возраста, жил спокойной, размеренной жизнью, в довольстве и душевном покое, и вот сейчас над ним нависла угроза: он может все потерять и остаток дней своих провести за тюремной решеткой. Попытается ли он защищаться, снова лгать? Мегрэ предпочел бы, чтобы он не делал этого. Так из сострадания хотят, чтобы скорее умерло нечаянно раненное животное. Избегая взгляда Этьена Но, он уставился на ковер.
– К чему такие слова, комиссар! Вы же знаете, вы у нас желанный гость, и все мы-и я в том числе! – ваши поклонники и глубоко симпатизируем вам…
– Я слышал ваш разговор по телефону с шурином, месье Но.
Не хотел бы сейчас Мегрэ оказаться в шкуре Этьена. Да, неприятный момент, ничего не скажешь. О таклх минутах потом обычно стараются не вспоминать.
– Кстати, – продолжал Мегрэ, – вы очень заб нуждаетесь относительно меня, месье Но. Ваш шурин, следователь Брежон, обоатился ко мне с просьбой оказать ему услугу и приехать сюда, чтобы помочь вам в довольно щекотливом деле. Я сразу догадался, поверьте, что он не правильно понял вас и вы ждете от него совсем иной помощи… Ваше письмо было такое сумбурное, вы просили у него совета… Вы писали о слухах, что ходят по городу, умолчав, конечно, о том, что они обоснованны. И он, бедняга, честный, добросовестный человек, но ограниченный служака, не подозревая ничего дурного, послал агента, чтобы вызволить вас из затруднительного положения…
Этьен Но тяжело встал, подошел к столику и налил себе полную рюмку арманьяка. Рука его дрожала и лоб, наверно, был покрыт потом. Мегрэ не смотрел на него, ему было жаль этого человека. Но даже если бы и не жалость, он все равно просто из деликатности не смог бы сейчас встретиться с ним взглядом.
– Я бы тотчас уехал после первой же нашей встречи, если бы вы не призвали на помощь Жюстена Кавра. Только его вмешательство вызвало во мне желание проявить упорство.
Этьен Но молчал, теребя цепочку от часов и не спуская глаз с портрета тещи.
– Поскольку я приехал сюда, не имея официального предписания, и мне не перед кем отчитываться, вам нечего меня опасаться, месье Но. Мне же это облегчает разговор с вами. Вы провели чудовищные несколько недель, не правда ли? И ваша жена тоже, потому что, я убежден, она все знает…
Этьен Но еще не сдавался. А ведь стоит только ему сейчас кивнуть головой или сделать знак глазами, прошептать несколько слов – и кончится эта пытка неопределенностью. Кончится мучительное напряжение. Ему нечего будет скрывать, не нужно будет притворяться…
Наверху жена Этьена Но, верно, тоже не спит, прислушивается с беспокойством к каждому шороху, спрашивает себя, почему мужчины не поднимаются к себе в комнаты. А его дочь? Смогла ли уснуть она?
– Теперь, месье Но, я поделюсь с вами моими сокровенными мыслями, и вы поймете, почему я не уехал, не поговорив с вами, как я уже готов был сделать, хотя вам это и может показаться странным. Выслушайте меня внимательно и не спешите с выводами, чтобы не ошибиться. Мне кажется-я даже почти убежден в этом! – что, хотя вы и виноваты в гибели Альбера Ре-тайо, вы в то же время сами жертва. Я даже скажу больше: вы были орудием преступления, но по-настоящему не вы виноваты в его смерти.
Мегрэ налил себе рюмку арманьяка, чтобы дать собеседнику время подумать, прежде чем ответить ему. Но так как тот продолжал молчать, Мегрэ наконец посмотрел ему прямо в глаза, заставил его выдержать свой взгляд и спросил:
– Вы мне не доверяете?
Реакция Этьена Но была столь же тягостной, сколь и неожиданной: он разрыдался. Веки этого крепкого мужчины сразу набухли, на глаза набежали слезы, губы по-детски искривились. Какое-то мгновение он, пытаясь взять себя в руки, в полной растерянности стоял посреди гостиной, а затем, не в силах сдерживать себя больше, бросился к стене и, уткнувшись в нее, закрыл лицо руками.
Плечи его судорожно вздрагивали. Мегрэ ничего не оставалось другого, как ждать. Дважды он пытался продолжать разговор, но тщетно: Этьен еще не совладал с собой. Мегрэ из деликатности сел перед камином, и, поскольку здесь нельзя было помешать угли, как он привык у себя дома, он принялся щипцами ворочать поленья.
– А теперь, если вы не против, расскажите мне, как все произошло. Впрочем, это не так уж необходимо. События того вечера восстановить легко, а вот остальные…
– Что вы хотите сказать?
Этьен Но стоял перед Мегрэ, огромный, сильный, но это было лишь чисто внешнее впечатление. Сейчас он походил на ребенка, который не по возрасту рано физически развился и к двенадцати годам ростом и дородностью напоминает взрослого мужчину.
– Вы подозревали об отношениях, существовавших между вашей дочерью и этим молодым человеком?
– Я его едва знал, господин комиссар. Конечно, я слышал о нем, потому что более или менее знаю всех местных жителей, но как он выглядит, сразу затруднился бы сказать. Я до сих пор ума не приложу, где Же-невьева познакомилась с ним, ведь она почти нигде не бывает…
– В тот вечер вы уже лежали в постели?
– Да… И знаете… Это глупо… У нас на ужин тогда был гусь… Он припоминал мельчайшие подробности, словно они могли своей обыденностью скрасить трагическую действительность.
– Я очень люблю гусятину, хотя она для меня тяжеловата… И вот что-то около часу ночи я встал, чтобы выпить соды… Вы примерно представляете себе наш дом… Рядом со спальней находится наша ванная, дальше-комната для гостей, затем еще одна комната, куда мы никогда не заходим, потому что…