Инстинкт Инес
Шрифт:
– Нет, – произнес он, – думаю, никто из нас двадцать лет назад не был готов отвечать за что-то, что не было собственной карьерой…
– Самолюбие, – прервала его Инес. – Наше самолюбие. Мое и твое. Мы не захотели принести его в жертву другому, другому человеку. Так? Довольно?
– Возможно. Я чувствовал себя будто выставленным на посмешище после тех побоев. Я никогда и не думал, Инес, что это твоя вина, но я думал, что если ты способна спать с таким типом, то ты не та женщина, которую я люблю.
–
– Я говорю тебе, что я никогда в это не верил. Но просто твое представление о свободе плоти не совпадает с моим.
– Ты полагаешь, что я спала с тем парнем потому, что считала его ниже себя и могла в любой момент выгнать?
– Нет, я считаю, что ты не только не подчеркивала различие между вами, но, напротив, слишком сильно его стыдилась и поэтому выставляла напоказ вашу связь.
– Чтобы никто не смог обвинить меня в сексуальном снобизме.
– И тоже нет. Чтобы никто не верил в твою скромность, что дало бы тебе еще большую степень свободы. Это должно было плохо закончиться. Сексуальные отношения должны держаться в тайне.
Инес в возмущении отодвинулась от Габриэля.
– Мы, женщины, лучше всех умеем хранить ваши постельные секреты. Вы самцы, самовлюбленные павлины. Вам необходимо хвастаться, вы лопаетесь от гордости, как олень-победитель в битве за самку.
Он пристально посмотрел на нее.
– Я про это и говорю. Ты выбрала любовника, который стал бы о тебе говорить. В этом была твоя нескромность.
– И поэтому ты ушел, не говоря ни слова?
– Нет. У меня была более серьезная причина.
Он засмеялся и сжал ее руку.
– Инес, быть может, ты и я появились на свет не для того, чтобы вместе состариться. Я не могу себе представить, как ты идешь за молоком в магазин на углу, а я в это время ищу газету, шаркая ногами, и мы заканчиваем день у телевизора с благодарностью за то, что мы живы…
Она не смеялась. Инес не одобряла фарс, разыгранный Габриэлем. Он уводил ее от истины. Почему они расстались после «Фауста» в Мексике? Почти двадцать лет…
– Не бывает истории без темных пятен, – промолвил Габриэль.
– А были темные пятна в твоей жизни за эти годы? – спросила она его с нежностью.
– Я не знаю, как назвать ожидание.
– Ожидание чего?
– Не знаю. Может, чего-нибудь, что бы сделало наш союз неизбежным.
– Фатальным, ты хочешь сказать?
– Нет, чтобы избежать фатальности.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я и сам не очень хорошо понимаю. Это всего лишь ощущение, которое пришло только сейчас, когда я вновь увидел тебя после стольких лет.
Он сказал ей, будто боялся, что любовь так изменит ее судьбу, что это будет уже не ее судьба, и – с эгоизмом добавил Габриэль – не его тоже.
– У тебя было много женщин,
– Да. Но я не могу вспомнить ни одной. А ты?
Улыбка Инес превратилась в смех.
– Я вышла замуж.
– Я слышал. И кто он?
– Ты помнишь того музыканта, или поэта, или цензора, который приходил на репетиции?
– Того, с сырными лепешками?
Она засмеялась: того самого, лиценциата Косме Сантоса.
– Он растолстел?
– Растолстел. И знаешь, почему я остановила свой выбор на нем? По самой простой и ясной причине. Этот мужчина давал мне ощущение надежности. Не как тот агрессивный мерзавец, который, следует признать это, был настоящим stud, племенной жеребец, всегда готовый к сексу, и пусть тебе не рассказывают сказки, еще не родилась женщина, которая может против этого устоять. Но он не был и великим артистом, высшим эго, принявшим бы меня в творческий союз только для того, чтобы оставить меня позади, или оставить меня одну, во имя того самого, что должно было объединить нас, Габриэль, во имя чувственности, любви к музыке…
– И сколько продлился твой брак с лиценциатом Косме Сантосом?
– Ни минуты, – она поморщилась, но тут же сделала вид, что это от холода. – Ни секс, ни духовное общение нам не давались. Поэтому мы тянули пять лет. Он для меня ничего не значил. Но и не мешал мне. Пока его все устраивало и он не лез в мою жизнь, я его терпела. Когда он решил, что хочет играть роль в моей жизни, бедняга, я его бросила. А ты?
Они сделали уже полный круг по лесным аллеям Голландского парка и теперь шли по лугу, где несколько детей играли в футбол. Габриэль помедлил с ответом. Она почувствовала, что он что-то скрывает, нечто, что приведет его самого в большее смущение, чем ее.
– Ты помнишь, когда мы познакомились? – произнесла наконец Инес. – Ты был моим покровителем, защитником. Но тогда же ты меня покинул. В Дорсете. Ты оставил меня с искалеченной фотографией, с которой исчез юноша, в кого я хотела влюбиться. В Мехико ты снова оставил меня. Это уже дважды. Я тебя не упрекаю. Взамен я вернула тебе хрустальную печать, подаренную мне тобой на побережье Англии в 1940 году. Как ты думаешь, ты мог бы сделать мне сейчас ответный подарок?
– Возможно, Инес.
В его голосе звучало такое сомнение, что Инес продолжила с еще большим жаром.
– Я хочу понять. Это все. И не говори мне, что все было наоборот, что это я тебя бросила. Или что я была слишком доступна, и тебя отвратила именно эта кажущаяся чрезмерная легкость? Ты любишь завоевывать, я это знаю. Ты считал, что я слишком предлагаю себя?
– Никого в мире не было труднее завоевать, чем тебя, – произнес Габриэль, когда она снова вышли на проспект.
– Что?