Инстинкт женщины
Шрифт:
— Ты рехнулся? — прохрипел Полухин.
— До свидания, — Цапов поднялся.
— Подожди! — закричал Полухин, рванувшись вместе со стулом. — Подожди, кретин. Подожди, тебе говорю!
Цапов обернулся.
— Погоди, — Полухин тяжело дышал, — черт с тобой, дурак полоумный. Я тебе все расскажу. Только дай слово, что все останется между нами…
Цапов сделал неопределенный жест рукой.
— Я не могу тебе этого рассказывать, — разозлился Полухин. — Неужели ты не понимаешь?
— Как хочешь, — сказал Цапов, доставая пистолет. — Если хочешь, я тебя сразу
— Что ты несешь? — закричал, бледнея, Полухин.
— У меня нет другого выхода. Я не могу ждать. По вашим данным, я бандит, обвиняемый в нескольких убийствах. Еще одно — мне уже все равно, — он поднял пистолет.
— Господи, какой ты идиот! — заорал Полухин. — Убери пистолет, придурок. Ладно, я все тебе расскажу. Убери пушку.
— У меня мало времени, — Цапов опустил пистолет. — Учти, очень мало.
— Мы создали специальную группу, — пробормотал, тяжело дыша, Полухин. — Группа полковника Авдонина занимается проблемами организованной преступности. Перед нами была поставлена задача — ликвидировать руководителей преступных группировок.
— Дальше, — потребовал Цапов, возвращаясь в центр комнаты и усаживаясь на стул напротив Полухина.
— Наши эксперты просчитали наши возможные действия. Было принято решение напасть на автомобили Рашковского, когда в них повезут его дочь. Мы планировали ее уничтожение, но она оказалась тяжело ранена. Мы считали, что после ее смерти взбешенный отец начнет мстить всем подряд. Это было бы началом войны. К этому времени мы готовили информацию, что нападение совершено представителями кавказских группировок. Цель — возмущенное уничтожение их лидеров. Но девочка выжила…
К тому же Рашковский успел выкрасть одного из нападавших, которого мы прятали на конспиративной квартире. Нам пришлось срочно убрать и Суходолова, чтобы обрубить цепочку. Потом появился ты со своей дурацкой легендой. Пришлось срочно убирать Сазонова.
Цапов слушал, сузив глаза. Его лицо не выражало никаких эмоций, но внутренне он кипел от гнева, слушая откровения своего бывшего товарища.
— Мы вынудили Рашковского покинуть Москву, чтобы в его отсутствие все-таки столкнуть две группировки, — продолжал Полухин, покрываясь красными пятнами. — К этому времени сам Рашковский нам помог. Он принял решение убрать Галустяна. Мы тогда решили убрать и Звонкова, чтобы вся Москва была уверена в мести кавказцев. Вот, собственно, и все…
Он посмотрел на Цапова.
— У нас благородная задача, — нерешительно сказал Полухин. — Мы получили приказ очистить Москву, а затем и Россию от преступности.
— Ты забыл рассказать, что ваши люди убрали и офицера милиции, который работал в управлении кадров… Мы провели эксгумацию трупа и установили, что ему помогли умереть.
— Об этом ты тоже знаешь? Он был нашим агентом. Совал свой нос куда не следовало. Мы были вынуждены… Ты ведь сам знаешь, как это делается…
В комнате наступило молчание.
— У меня руки болят, — неожиданно сказал Полухин, — открой наручники. Я же не собираюсь никуда убегать. Тем более что я тебе все рассказал.
Цапов подошел к нему и, достав ключ,
— Тебе объясняли, чтобы ты не лез в это дело, — сказал Савелий, с укором глядя на бывшего товарища.
Цапов молча сидел на стуле, уставясь в одну точку. Полухину уже казалось, Цапов все понял и признал свое поражение.
— Не нужно так переживать, — покровительственно сказал он, похлопав по плечу Цапова. — Ты ведь понимаешь, что приказ есть приказ. Если понадобится, мы отстреляем всех авторитетов до единого. Надоело, сам знаешь…
— А девочка? — вдруг спросил Цапов. — При чем тут она?
— Она дочь бандита, — сказал Полухин. — И это часть крупной операции. — После того как с него сняли наручники, к нему вернулась обычная уверенность. — На войне как на войне, — нравоучительно заметил он.
— А если так с твоей дочерью поступят? — спросил Цапов. — При чем тут ребенок?
— Она не ребенок! — нервничая, выкрикнул Полухин. — Она взрослая девушка и должна понимать, чем занимается ее отец. Все эти сволочи разбогатевшие… У них, понимаешь, самолеты свои… Они детей в Швейцарию учиться отправляют, а народ здесь должен подыхать?
— Тебе не кажется, что в тебе говорит обычный люмпен? Ты им завидуешь.
— Да, да! — закричал Полухин. — Я им завидую. Я умный, сильный, двадцать лет вожусь с этим дерьмом, и у меня ничего нет. Живу в дешевом доме на одиннадцатом этаже в двухкомнатной конуре. У меня машины нормальной нет, летом я езжу отдыхать к теще на Урал. А они на Канары. Так должно разве быть? Отец Рашковского был бандитом, и сам он бандит. А сидит с нашими министрами, дворцы себе строит. Пусть поймет, как живут простые люди. Пусть помучается.
— Понятно, — сказал Цапов, — а как быть с законом?
— С каким законом? Они плюют на закон — убивают, грабят, воруют, насилуют. А мы должны соблюдать законы? Мы будем действовать такими же методами. Пусть они нас боятся, а не мы их. Теперь закон будет на нашей стороне, а не на стороне бандитов.
— Убийство сотрудника милиции тоже было по вашему «закону»?
— Это издержки, — ухмыльнулся Полухин, — лес рубят — щепки летят. Знаешь небось?
Цапов дернулся. Он вскочил со своего места и, коротко размахнувшись, ударил Полухина по лицу. Тот отлетел в сторону, упал на пол. Потом медленно поднялся, вытирая кровь с нижней губы.
— Ты всегда был идиотским романтиком, — прошептал он, хищно улыбаясь.
— А вы всегда были подлецами, — раздался чей-то громкий голос.
Полухин обернулся. В комнату вошли Игорь Николаевич и еще два сотрудника милиции.
— Вы арестованы, — сказал генерал, — думаю, что прокуратура даст санкцию на ваш арест. Согласно нашим, — он подчеркнул это слово, — нашим законам мы имеем право задержать вас на трое суток.
— На каком основании? — холодея от ужаса, спросил Полухин.
— На основании вашего признания в совершенных преступлениях. — Игорь Николаевич включил магнитофон, который был у него в руке, и оттуда послышался голос Полухина, рассказывающего о работе группы Авдонина.