Институт экстремальных проблем

Камских Саша

— А я и не знал, что твоя мама занималась малолетками, — Вадим взял Светлану за руку, — я думал, она всяких бандитов и убийц защищает, и удивлялся, как женщина может браться за такие дела. Прости меня, Светочка, за то, что я плохо о ней говорил. Мне очень стыдно.

— Ладно, Дим, ты уже не раз извинялся за это, — вздохнула Света. — Конечно, ты не мог знать таких вещей, потому что никогда лично не сталкивался с подобными проблемами. Без необходимости этим не интересуются.

— Я сейчас вспоминаю, что краем уха слышал об этой истории, ее долго обсуждали и говорили, что если есть деньги, то любой отморозок может уйти от наказания, — задумчиво пробормотал Медведев.

— Но Андрей и в самом деле не совершил ничего из того, в чем его обвиняли! — Светины щеки вспыхнули от мысли, что Вадим может так думать. — Его мало того что напоили до бесчувствия, ему еще и дурь какую-то в выпивку подсыпали!

Он потом ничего не мог вспомнить! Подумай, каким шоком было для мальчишки прийти в себя в камере, куда его сунули к матерым уголовникам! Никто не посчитал нужным отправить его в больницу хотя бы на пару дней, чтобы он там оклемался. Что с Андреем произошло в камере, я не знаю, но под утро следующего дня он пытался повеситься. — Светлана заметила, как вздрогнул Вадим; он припомнил не раз слышанные истории о нечеловеческих условиях содержания, изощренных издевательствах и насилии в тюрьмах. — Только после этого мальчик попал в медчасть при СИЗО, а его отцу передали, что если он хочет спасти сына, то должен свернуть бизнес, отдать почти даром свои предприятия, и выдвинули еще ряд каких-то условий, при выполнении которых дело против сына будет прекращено. Александр Николаевич был готов отдать любые деньги, чтобы вызволить Андрея, но ему претила сама мысль, что он должен перед кем-то склонить голову. Его юристы только беспомощно разводили руками, настолько бесперспективной казалась им возможность доказать невиновность Андрея, а моя мама согласилась защищать его. Ни мама, ни папа дома о работе почти не рассказывали, но я поняла, что те, кто подставил Андрея, просто перестарались, выполняя заказ. Его накачали таким количеством алкоголя и наркотиков, что он чуть не умер от отравления, а уж натворить все то, что ему приписали, не мог просто физически. В деле было очень много неправильно оформленных документов, подписей липовых понятых на протоколах, некоторые свидетели на суде отказались от своих показаний, и в результате был вынесен оправдательный приговор за недоказанностью.

— Мама очень расстроилась тогда. — Света печально вздохнула. — Она хотела добиться оправдательного приговора в связи с невиновностью Андрея в совершении того, в чем его обвиняли, а такой посчитала своим проигрышем, но Александр Николаевич потом признался, что это было много больше того, на что он рассчитывал. Он почти не надеялся даже на условный срок и был несказанно счастлив, когда Андрея освободили из-под стражи прямо в зале суда. А для самого Андрея такой приговор оказался тяжелым ударом – он ничего помнил из произошедшего и не был полностью убежден в своей невиновности; телесные травмы скоро залечили, а вот морально он очень долго не мог прийти в себя. Родители не знали, что лучше: отправить его опять в Англию, чтобы там, в совершенно другой обстановке он оправился психологически, или оставить его для лечения здесь, рядом с собой, но тут все напоминало о случившемся. Андрей был настолько подавлен, что боялись, как бы он снова не попытался наложить на себя руки. Помог отец Глеб. Именно он оказался первым, кого увидел Андрей, когда очнулся на тюремной больничной койке, а потом отец Глеб несколько раз навещал мальчика и до, и после суда. Он предложил, чтобы Андрей пожил какое-то время в его семье, не в большом городе, а в маленьком поселке в тишине и покое, рядом с природой.

Андрей Рябов больше года прожил в семье священника в Большой Каменке. Столько времени потребовалось, чтобы он перестал бояться окружающего мира, но принять его так и не смог. У него созрело твердое решение получить духовное образование, а затем уйти в монастырь. О том, чтобы заняться бизнесом, продолжить дело отца, Андрей даже слышать не хотел, он готовился сдать экстерном экзамены за курс средней школы и поступить в семинарию. Родители долго, но безуспешно уговаривали его отказаться от этой идеи, и отец Глеб тоже считал, что позднее Андрей может пожалеть о сделанном выборе. «В этом мире много зла, которому нужно противостоять, причем, не обязательно насилием, но бежать от него нельзя, оно может достать даже за стенами святой обители, если душа не утвердилась в вере в добро», — духовный отец Андрея пытался переубедить его, но не смог.

— Через полтора года после суда Андрей получил письмо, которое потрясло его и чуть снова не отправило на больничную койку. — Вадим внимательно слушал историю, которая казалась ему пересказом какой-то мелодрамы. — Девица из той компании, в которой Андрей проводил каникулы, написала ему, что родила от него ребенка и оставила его в роддоме, поскольку у того оказался синдром Дауна. Андрей был в еще большем шоке, чем его родители, потому что этим подтверждались его подозрения в том, что он действительно мог совершить все то, в чем его обвиняли, и

на свободе он находится только потому, что в процессуальных документах было столько ошибок, что суд не принял их к рассмотрению. Эту девицу он почти не помнил, имя ее, если и знал, то забыл, и не имел ни малейшего представления, когда и где с ней переспал. Андрей, не предупредив никого, поехал по указанному в письме адресу и потребовал отдать ребенка ему, потому что он его отец.

С несовершеннолетним мальчишкой, не имевшим никаких доказательств и даже не запомнившим имени матери ребенка – письмо она подписала какой-то кошачьей кличкой – никто серьезно разговаривать не стал, но малыша ему все-таки показали. Андрей пообещал с помощью генетической экспертизы доказать свое отцовство и кинулся домой к отцу за деньгами на это исследование. Родители очень надеялись на отрицательный результат, который успокоил бы Андрея и подтвердил его непричастность, тогда всю эту историю можно было бы постараться забыть.

— Отцом ребенка, действительно, оказался Андрей. — Света печально улыбнулась. — К тому времени, как были готовы результаты всех экспертиз – их для уверенности делали одновременно в трех местах – ему исполнилось восемнадцать лет, доказательства были налицо, и вскоре он привез Васю, которому скоро должен был исполниться год, домой. Малыш только-только начал сидеть, даже ползать он еще не пробовал, но, похоже, что-то понимал и улыбался, когда с ним ласково разговаривали. Андрей полностью посвятил себя сыну, как не каждая мать сможет это сделать. Он решил, что ребенок послан ему во искупление его грехов и грехов его предков, примерно такого же мнения со временем стал придерживаться и Александр Николаевич, но не мать Андрея, которая не примирилась с мыслью о том, что у нее может быть такой внук. Ни о каком монастыре, ни о семинарии, ни о какой-либо вообще учебе речь больше не шла; ребенка возили по врачам столичных клиник, находили для него нянек со специальной подготовкой, но Вася даже не пытался говорить, испуганно на них смотрел, и только Андрей мог понять, что нужно малышу.

— Светочка, откуда ты все это знаешь? — Вадим прикинул, что Светлана как раз примерно в это время работала у Рябова, но ее осведомленность была намного большей, чем у рядовой сотрудницы фирмы. — В такие подробности обычно посвящают только очень близких людей…

— Александр Николаевич считал, что моя мама слишком много внимания и здоровья отдала защите Андрея, не замечая своего недомогания. — Светины глаза вдруг потухли, превратившись из голубых в серые. — Когда у нее обнаружили рак, он отправил ее в специализированную клинику в Израиль, но было поздно – даже там с четвертой стадией ничего не смогли сделать, и через два месяца мамы не стало. Потом бабушка, потом папа. Александр Николаевич во всем обвинял себя, пытался помочь… — Света помолчала. — Мне он дал работу переводчицы, которую я могла выполнять дома и не отходить от папы, а когда не стало и папы, то взял меня в отдел внешних сношений и не просто всячески опекал, но и делился со мной всем, что происходило у него в семье.

— Андрея сюда на работу взяли благодаря тебе? — Вадим был в растерянности. История с Андреем вызывала содрогание, сердце разрывалось от боли за Свету, от попытки представить, что ей пришлось перенести, к этому примешивалось желание выяснить все до конца об ее отношениях с Рябовым и понимание неуместности этого разговора именно сейчас. — Ты и отца Глеба знаешь?

— Его я знаю только заочно, мы с ним разу не виделись, даже когда я приезжала в ваш лагерь в Каменке. Тебя я тогда тоже не видела. — Света слабо улыбнулась, но глаза ее оставались такими же потухшими, а Медведев залился краской стыда, вспомнив свое дикое поведение во время приезда гостей. — Я даже и не знала, что Андрей столько времени прожил как раз в том поселке, куда вас отправили. Про отца Глеба я знаю только, что он бывший военный.

— Моряк-подводник, — уточнил Вадим. — Я с ним не сказать, что много общался, но встречался и по служебным делам, и просто так. У него в церкви икона есть, святую на которой будто с тебя писали – у нее твои глаза, Шурик это первым заметил.

— Вот видишь, сколько совпадений… — Света о чем-то задумалась. — Андрея сюда взяли без моего вмешательства, я очень удивилась, когда два месяца назад увидела его здесь. Ему отец давно рассказал про институт и про клинику, надеясь, что сын решит стать врачом и пойдет учиться, но Андрей этого не хочет и требует себе самую тяжелую работу, он воспринимает ее как своего рода послушание и переживает, что не может взвалить на себя еще большее бремя. Он сделал бы это, уехал работать санитаром в какую-нибудь сельскую больницу, где нет горячей воды, канализации и центрального отопления, если бы не Васенька. «Подумай о ребенке», — только эти слова действуют на Андрея.