Институт сновидений
Шрифт:
С тех пор минуло много лет. Ветераны получили свои медали, кого-то даже разыскал долго бродивший по канцеляриям орден Красной Звезды. Молодые следопыты оформили стенд «Герои-партизаны» и вывесили его в стеклянной витрине старгородского телеграфа. Время стирает обиды, лечит раны, реабилитирует забитых и оплеванных героев. Попали на стенд и Опанас Перебей-Гора, и Василий Панюшкин. Фотографии Грозного Ивана там, конечно же, места не нашлось. К описываемому моменту могилка заколотого в горло воровской заточкой, обезножевшего в послевоенных лагерях и через то прослывшего за местного юродивого Ивана уже почиталась местным населением женского пола как святыня. На нее совершали паломничества, ибо пошел слух, что старгородский юродивый от многого исцеляет. Власть тогда только переставала быть поголовно атеистически настроенной, потому фотографии Опанаса и Василия попали на самый верх стенда, претендуя как бы на должности командиров-начальников. Бабушке Маше выделили от общества «Мемориал» четверговый паек, но старушка, раз и навсегда напуганная арестом и исчезновением мужа, от пайка отказалась, под напускной гордостью скрыв глубоко засевший страх.
Лишившись предложенных жиров и колбас, она зажила совсем уж бедно и убого, тем более что сын ее Григорий умудрился связаться с дурной компанией и присел в местную тюрьму на два года. Прибыв домой, он застал старушку мать у старенького телевизора «Темп», продавленный диван, блохастую собаку и разящую пенсионерскую нищету. Навещая сына в тюрьме, Мария поведала ему о кровавом побоище, о героическом поступке дяди Опанаса и незаконно репрессированном отце, своим рассказом вдохнув в сбившегося было с панталыку сына надежду на лучшую жизнь. Была в том разговоре упомянута и фамилия Кандыба, крепко засевшая в голову Григория. Обретя реального отца, парень решил мстить и даже подал в зоне на досрочное освобождение и, не получив его, тем не менее вышел на свободу другим человеком.
Мало видевший хорошего от людей в форме, невзлюбивший их теперь наследственно, он прославился в знаменитой истории с Эльзиным наследством – отбил свалившиеся на соседку зарубежные доллары, что вознамерился прибрать к рукам запугавший несчастную немку переодевшийся гэбэшником тюремный вертухай. Чувство мести к носящим погоны несколько притупилось в душе Григория, ибо разоблаченный мошенник был им собственноручно высечен на улице слободки при большом стечении хохочущего народа, но все же не погасло окончательно. Волна успеха сделала его человеком популярным, и нашлись добрые люди, что пристроили молодца рубить мясо в магазине на старгородском рынке – месте, вожделенном для многих, но недоступном почти никому.
Старуха Панюшкина зажила перед смертью богато – Григорий накупил мебель, ковров, приобрел цветной телевизор и видеомагнитофон, удачно женился. Перед смертью мать успела понянчить внука, названного, естественно, Васильком. Она умерла в почете и достатке, не переставая дрожать за высоко взлетевшего сына, вознося ежевечерние хвалы Господу, не забывшему ее, даровавшему хоть последние годочки поспать на чистых льняных простынях. Она умерла, сын похоронил ее на старгородском кладбище и поставил ей на могиле сварной крест из нержавейки.
За всем этим, признаться, он почти отказался от идеи мщения – не до того ему было, ибо работа мясника, нелегкая и нервная, не только дает, но и много отнимает душевных сил и невосстанавливающихся нервных клеток.
Меж тем, окончив училище МВД, в Старгород прибыл лейтенант Кандыба Степан. Так уж случилось, что кончал он школу на другой стороне Старгорода и судьба никогда не сводила его с Григорием Панюшкиным. Судьба берегла его до случая, учила, кормила, растила в семье отставного майора, после заботилась об его политической подкованности в стенах училища, после вернула в родной город, где и поставила сразу по съезде с моста на повороте к слободке.
Степан Кандыба был честен, принципиален, на лапу, подобно многим сослуживцам, не брал, а потому терпел от начальства и был проклинаем не только автолюбителями и профессионалами, но в последнее время даже и женой, старающейся тянуть семью из четырех человек на нищенские жалованья лейтенанта и секретаря-машинистки.
Знаменательная встреча состоялась в воскресный полдень. Григорий Панюшкин спешил на своей «пятерке» домой – вез из парикмахерской жену. Дома был оставлен без присмотра маленький сынишка. Григорий ехал привычно быстро, но аккуратно. При съезде с моста он сумел затормозить, но передние колеса предательски навалились на белую «стоп-полосу».
Нарушение было подмечено, милицейский жезл указал на обочину, и перед изумленным Григорием предстал молоденький лейтенант, откозырявший и назвавшийся инспектором ГАИ Степаном Кандыбой.
Состоялся короткий диалог:
– Меня лечить? Я тут езжу по два раза на дню и всех ребят знаю.
– Вы нарушили правила!
– Старичок, может, не надо, хуже ж будет.
– Ваши права!
– Я, конечно, дам, но ты тут, кажется, новенький… Как, говоришь, фамилия?
– Инспектор Кандыба.
Первый раунд старгородской вендетты состоялся – легкая победа досталась инспектору. В правах появилась просечка. Григорий швырнул права на колени жене и тихо, но внятно сказал: «Передай своим по цепочке привет от мясника Гришки, скажи, что мясо они теперь увидят только от дохлого осла уши».
Он отъехал, но наглости и хамства генетического противника долго не мог пережить и дома сорвал злобу на близких.
По возвращении в дежурку Степан Кандыба рассказал о происшедшем и незамедлительно получил матерную выволочку от начальства – ссориться с единственным мясным магазином в Старгороде не полагалось. Дома что-то очень нехорошее сказала ему жена. Вспыхнула ссора, в результате которой молодая Кандыба отказала мужу в ночной ласке и героически продержала его на голодном пайке целую неделю. Вконец измученный милиционер подумывал было о выезде с фарой на трассу, но все же какое-то чувство, гордыня, что ли, пока удержало его от нарушения присяги.
В пятницу начальник Теребихин приказал заводить козелка.
– Надо, брат, мясца прикупить, поехали к бришке на рынок.
Мясо было крайне необходимо Кандыбе. Хороший кусок мяса наверняка б задобрил жену, но, вспоминая воскресную историю, становилось не по себе. Он было зарекся заходить в магазин с начальником, но подполковник приказал следовать за ним, и… магнетизм, исходивший из мясного подвала, и исстрадавшееся без женской ласки тело пересилили.
– Ага! Пришел, голуба, сам пришел! – Гришка встретил их в комнатенке завсекцией.
– Григорию Батьковичу привет! – Начальник Теребихин либо напрочь забыл о провинности своего подчиненного, либо делал вид, что ему ничего не известно.
– Нет у меня для вас мяса!
– Гриша, Гриша, в чем дело?
– Спроси у своего лейтенанта, за что он мне просечку поставил?
Пользуясь случаем, Григорий красочно живописал, как он спешил домой, как вез жену из парикмахерской, как был остановлен и насильственно, ни за что ни про что оштрафован.
– Так он же у нас новенький, Гриша, какие проблемы? Давай свой талон. Степа – мигом!