Институт свободы совести и свободы вероисповедания в праве современной России
Шрифт:
Так, статья 46 Конституции (Основного закона) Чувашской Республики, в свою очередь, постулирует: «Гражданам Чувашской Республики гарантируется свобода совести, то есть право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, отправлять религиозные культы или вести атеистическую пропаганду.
Возбуждение вражды и ненависти в связи с религиозными верованиями запрещается.
Церковь в Чувашской Республике отделена от государства, и школа – от церкви» [113] .
113
Собрание законодательства субъектов Российской Федерации. – М.: ООО «Мега Рейд», 2005. – С. 1001.
Весьма интересна формулировка свободы совести в редакции статьи 26 Конституции (Конституционного Закона) Республики Карелия; поскольку – как нигде – прямым образом демонстрирует, что под термином «иные убеждения», часто используемом в конструкциях рассматриваемой свободы, следует понимать отнюдь не только атеистические убеждения: «Каждому гарантируется свобода
114
Там же. – С. 728.
Часть 2 статьи 27 Конституции Республики Адыгея закрепляет: «Каждый имеет право на беспрепятственное высказывание своих мнений и выражение убеждений. Никто не может быть принужден к высказыванию своих мнений и выражению убеждений или отказу от них» [115] .
В остальных же субъектах Российской Федерации законодатель, как правило, ограничивается лишь упоминанием об обеспечении или гарантировании свободы совести без пояснения того, что следует под этой свободой понимать; либо же вообще ее не касается, указывая, что на территории субъекта «гарантируется осуществление всех прав и свобод человека и гражданина, закрепленных Конституцией Российской Федерации».
115
Там же. – С. 12.
Кроме закрепления в конституциях (уставах), свобода совести порой становится самостоятельным объектом законодательства субъектов Российской Федерации. Так, наряду с Федеральным законом «О свободе совести и о религиозных объединениях» действует Закон Республики Башкортостан «О свободе совести и вероисповедания в Республике Башкортостан» в редакции от 16 июля 1998 г. [116]
Вопросы свободы совести также затрагивает и Закон Республики Бурятия «О религиозной деятельности на территории Республики Бурятия». 4 августа 2000 г. Прокурор Республики Бурятия обратился в Конституционный Суд Республики Бурятия о проверке соответствия Конституции Республики Бурятия положений отдельных статей данного закона. «Постановлением Конституционного Суда Республики Бурятия от 10 октября 2000 г., – отмечает судья Конституционного Суда Республики Бурятия К. А. Будаев, – эти положения были признаны Конституционным Судом Республики Бурятия не соответствующими статье 9 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, статье 28 Конституции Российской Федерации, Федеральному закону «О свободе совести и о религиозных объединениях» и статьям 11, 17 Конституции Республики Бурятия. В связи с принятым нашим решением Верховный Суд Республики Бурятия 9 ноября 2000 г. вынес определение о прекращении дела» [117] .
116
Собрание законодательства субъектов Российской Федерации. – М.: ООО «Мега Рейд», 2005. – С. 48.
117
Будаев К. А. Практика работы Конституционного, Верховного Суда Республики Бурятия, органов прокуратуры после выхода Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 11 апреля 2000 года и разграничение полномочий между конституционными (уставными) и вновь создаваемыми административными судами в субъектах Российской Федерации / К. А. Будаев // Вестник Уставного Суда Свердловской области… Принят решением Московской областной Думы 10 июля 1996 г. № 16/98; с изм. и доп. от 17 сентября 1999 г. Спецвыпуск. 2001. – С. 60–80.
Однако в некоторых субъектах Российской Федерации проблеме реализации свободы совести и свободы вероисповедания уделяется не достаточно внимания, и на законодательном уровне свобода совести и вероисповедания не урегулирована.
Так, в качестве примера нами была исследована данная проблема в Тамбовской области. Отметим, что в 2003–2005 гг., согласно статистической отчетности, предоставленной Управлением Федеральной регистрационной службы по Тамбовской области, наблюдается рост религиозных организаций: 160 – в 2003 г, 177 – в 2004 г., 184 – в 2005 г., однако налицо и существенное ущемление права на свободу совести, что, по нашему мнению, выражается, прежде всего, в тенденцеозности контроля со стороны государственного органа (в 2003 г. проведено проверок деятельности религиозных организаций – 4; в 2004 г. – 7; 2005 г. – 16). При этом вопрос защиты прав и свобод в сфере религии на уровне субъекта не урегулирован (законодательства и судебных споров в Тамбовской области по данной проблеме нет). Кроме этого нами был проведен социологический опрос среди населения Тамбовской области, было опрошено 100 человек в возрасте от 18 до 65 лет. Респондентам был задан вопрос: «Знаете ли Вы, в чем сущность права на свободу совести и свободу вероисповедания?». Получены следующие ответы: 30 % опрошенных затруднились ответить, 50 % ответили – «Да, это право исповедовать любую религию», 20 % ответили – «Нет, сущность данного права нам не понятна».
Таким образом, исходя из статистических и социологических данных, можно сделать вывод, что в Тамбовской области представление о необходимости реализации свободы совести как всеобъемлющей глобальной проблемы и на уровне государственных органов, и у граждан
Судебная практика всех уровней (судебные решения по вопросам свободы совести как международных судов по правам человека в отношении России, так и органов судебной системы Российской Федерации), по мнению диссертанта, так же регулирует институт свободы совести и свободы вероисповедания. Однако вопрос включения судебной практики в правовую систему Российской Федерации представляется весьма дискуссионным. Существуют мнения о признании источником права всей судебной практики, в каких бы формах она не выражалась, включая деятельность нижестоящих судебных инстанций (Р. З. Лившиц). При этом некоторые ученые-правоведы полностью отрицают нормативный характер правоположений (В. С. Нерсесянц).
В течение многих десятилетий в нашей стране юридическая наука не признавала возможности суда по самостоятельному созданию правовых норм. Но при этом решения высших судебных инстанций, занимающие ведущее место во всей судебной практике, активно использовались нижестоящими судами в качестве образца правильного разрешения юридических дел. В диссертационном исследовании М. Н. Придворовой «Судебная практика в правовой системе Российской Федерации» особо отмечено, что «Конституция РФ (ст. 126, 127) закрепляет право Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ давать разъяснения по вопросам судебной практики. Разъяснение, выносимое пленумом Верховного Суда РФ, обладает авторитетным значением для остальных звеньев судебной системы и в соответствии с законом подлежит применению, распространяя свое действие на всех участников регулируемых отношений. Существование подобных разъясненией можно объяснить необходимостью руководства судебной деятельностью и придания ей должной направленности» [118] .
118
Придворова М. Н. Судебная практика в правовой системе Российской Федерации Автореф. дисс… канд. юрид. наук / М. Н. Придворова: – Н. Новгород, 2003. – С. 25.
Также следует обратить внимание и на то, что в настоящее время полномочия суда значительно расширены, конституционно закреплен механизм судебной проверки нормативных актов любого уровня, установлена возможность отмены решений государственных органов, нарушающих права и свободы граждан. Авторитет судебного решения в определенном смысле поднимается выше авторитета решения другого властного органа, а опубликование судебного решения, яавляющееся одним из условий его применения, придает ему силу прецедента, сближая правоположения, выносимые высшими судебными органами, с полноценными нормами права. Таким образом, судебная практика является своеобразным ориентиром для правильного и единообразного разрешения споров, толкования и применения действующего законодательства, восполнения пробелов в нормативно-правовых актах [119] .
119
См. Придворова М. Н. Судебная практика в правовой системе Российской Федерации // Автореф. дисс… канд. юрид. наук / М. Н. Придворова: – Н. Новгород, 2003.
Судебная практика в области свободы совести и свободы вероисповедания представлена судами всех уровней: как международных судов по правам человека, так и органов судебной системы Российской Федерации.
Дела о праве на свободу совести и вероисповедания занимают далеко не первое место в практике Европейского Суда по правам человека, в большинстве решений нарушений права на свободу совести, мысли и религии установлено не было.
Однако это отнюдь не свидетельствует об отсутствии претензий к уровню государственной охраны этих прав или о том, что Суд недооценивает их значение. Конвенция введена в действие в 1950 г., в начале периода относительно демократической стабильности в западноевропейских государствах, подписавших Конвенцию. Совесть, мысль и религию обычно относят к внутреннему миру человека и его убеждениям; открытое посягательство на эту сторону жизни характерно для авторитарных государств. Поэтому, даже когда подавались жалобы на нарушение прав, связанных с деятельностью церквей, или действий, мотивированных религиозными соображениями, эти нарушения чаще всего сопровождались или были вызваны нарушениями других прав – на свободу объединения, защиту собственности, уважение частной жизни и т. д. В таких случаях Суд обычно предпочитал устанавливать нарушения по этим основаниям, оставляя жалобу в части ст.9 без рассмотрения за отсутствием необходимости [120] .
120
Холинер Д. П. Границы права на свободу совести и религии в практике европейского Суда по правам человека / Д. П. Холинер // Российская юстиция. – 2003. – № 7. – С. 73.
Большая часть рассмотренных жалоб и установленных нарушений до последнего времени исходила из Греции. В этой стране, восстановившей демократию лишь в 1975 г., до сих пор конституционно закреплено «доминирующее положение» православия, а деятельность религиозных меньшинств сталкивается с ограничениями со стороны властей. В одной из этих жалоб, «Коккинакис против Греции», Европейский Суд сделал следующее заявление о значении права на свободу мысли, совести и религии: «Как начертано в статье 9, свобода мысли, совести и религии является одной из основ «демократического общества» в значении, принятом Конвенцией. Именно этот ее религиозный параметр является одним из наиболее важных элементов, из которых складывается личность верующих и их мировоззрение, но это же является и ценнейшим достоянием для атеистов, агностиков, скептиков и безразличных. Плюрализм, неотделимый от демократического общества и который дорогой ценой был завоеван на протяжении веков, основывается на нем».