Инструктор над законом
Шрифт:
Приблизительно через полминуты драка потухла по простой причине кончились дрова.
– Может быть, хватит?
– спросил Илларион, стоя на крыльце в той же позе. Он даже не запыхался, и, если бы не разорванный рукав куртки, можно было решить, что его вообще не было здесь во время драки.
– Заметьте, мальчики, что все вы пока что живы и здоровы. Я подчеркиваю: пока.
Полезете снова - начну бить по-настоящему.
Глядя, как они поднимаются и начинают снова подступать к крыльцу, Илларион испытал что-то вроде жалости. Эти мальчишки действовали не по собственной инициативе и просто не могли отступить, несмотря на то, что некоторые,
– В школу, что ли, сходить, - потягиваясь, сказал он в пространство, и пространство неожиданно отреагировало. В открытом окне передней машины сверкнула вспышка выстрела, и раздался звук, словно кто-то ударил молотком по доске. Забродов нырнул с крыльца, но тут же вскочил и молча бросился к машине с намерением отобрать пистолет и засунуть его стрелку в глотку. На бегу он заметил, что торчавшие из-за заборов на протяжении всего представления головы бесследно исчезли.
Из машины отважились пальнуть еще раз, но то ли стрелок был никудышный, то ли руки у него тряслись сверх меры - пуля безвредно свистнула где-то в стороне, глухим щелчком ударившись о бревенчатую стену. Илларион успел добежать до машины и даже схватиться за ручку, но автомобиль, рыкнув, прыжком устремился вперед, едва не вывернув Иллариону пальцы. Проводив удаляющиеся машины презрительным жестом, Забродов вернулся в дом и был встречен на пороге бабой Верой, которая осторожно выглядывала наружу через щель приоткрытой двери.
– Выходите, Степановна, уже все, - сказал ей Илларион.
– Ты живой, что ли?
– не поверила та своим глазам.
– Жив, здоров и невредим мальчик Вася Бородин, - продекламировал Илларион, задумчиво изучая то, что осталось от забора.
– Это еще кто?
– спросила баба Вера, осторожно выходя на крыльцо.
– Где?
– встрепенулся Илларион.
– Да этот твой... Вася Бородин.
– Ах, Вася... Да это, Степановна, просто стихи такие. Детские. Я просто хотел сказать, что жив и здоров.
Старуха оглядела разоренный двор, задумчиво поковыряла пальцем в свежем пулевом отверстии, красовавшемся в стене дома немного левее двери, вздохнула и спросила:
– Заговоренный ты, что ли?
– Просто везучий, - легко сказал Илларион.
– Вы не волнуйтесь, Степановна, забор я сейчас поправлю, и вообще наведу порядок.
– Прогнать тебя, что ли, с квартиры, - задумчиво проговорила старуха, подперев щеку ладонью.
– Этак вы мне в следующий раз весь дом снесете. Виданное ли дело: среди бела дня стрельбу устроили! Я, милок, своей смертью умереть желаю, от старости!
Илларион покаянно опустил голову. Баба Вера некоторое время смотрела на его макушку, затем покачала головой и сказала:
– Куртку снимай, воин. Изодрался весь, как маленький. Сюда ее давай, заштопаю.
...Илларион заколачивал в забор последний гвоздь, когда возле него, взвизгнув изношенными тормозными колодками, остановился запыленный "уазик".
Участковый по-молодому выпрыгнул из кабины и подскочил к Иллариону.
– Говори, чего здесь было?
– без предисловий спросил он.
– Ты стрелял?
– Да упаси боже, - Илларион истово перекрестился зажатым в руке молотком, - какая стрельба? Тут что, кто-нибудь стрелял? Ты откуда такой взъерошенный, Архипыч?
Участковый огляделся, теребя длинный ус. В жарком послеполуденном мареве сонно жужжали пчелы, где-то гремели ведра, пролаяла ленивым голосом собака. Далеко, на самой границе слышимости протарахтел трактор. В огороде маячил обтянутый ситцевым платьем фундаментальный зад бабы Веры, сражавшейся с сорняками. Оттуда доносилось невнятное мычание - у старухи была привычка напевать за работой. Старший лейтенант откашлялся и спросил тоном ниже:
– Что было-то, а? Ведь было же что-то. Я из района возвращался, встретил Голубева мальчонку, он говорит: с Выселок приезжали, баб-Вериного постояльца насмерть застрелили. Я сюда, а ты - вот он.
– Не бери в голову, Архипыч, - сказал Илларион, засовывая молоток за пояс.
– Вон хоть у Степановны спроси - не было никакой стрельбы. Мало ли чего мальчонка порасскажет! А если и было что, - он доверительно понизил голос, - так какая разница? Убитых нет, раненых тоже. Можно считать, что был салют в честь знакомства. Конечно, нарушение порядка, так ведь мелкое же! Никто не пострадал, а раз нет пострадавших, то и дела никакого нет, правда?
– Как же, нет, - не сдавался участковый, - полдеревни свидетелей, а дела нет?
– У вас здесь что, свидетели бывают?
– поднял брови Илларион, и старший лейтенант заметно смутился.
– По-моему, никто ничего не видел. И потом, главное, что ничего не видел я, а ведь гости-то приезжали ко мне.
Участковый крякнул.
– Слушай, Архипыч, - совсем уже доверительно заговорил Илларион, поезжай ты отсюда, ей-богу. Ты что, следствие проводить собрался? Ведь мы же с тобой договорились, нет? Поезжай и ни о чем не волнуйся. По крайней мере, до тех пор, пока эти гаврики меня не укатали.
– Утешил, - покачал головой Архипыч.
– Мудреное ли дело - одного человека укатать?
– Кому как, - усмехнулся Илларион.
– И потом, это смотря кого укатывать.
– Герой, - сказал участковый, садясь в машину и запуская двигатель. Сильно-то не геройствуй.
Плетью обуха не перешибешь.
Илларион всю жизнь придерживался того мнения, что чем меньше трупов, тем лучше. Так что вступать в полемику с Архипычем он не стал и даже приветливо помахал вслед укатившему в облаке пыли "уазику".
Критически осмотрев реанимированный забор, Илларион поставил на место ящик с инструментом, помыл руки, натянул заштопанную Степановной куртку и прогулочным шагом направился в сторону школы. По большому счету делать ему там было нечего. Со школой все было предельно ясно. Непонятным оставалось только одно: почему "спонсор" так рьяно охраняет свою пассию даже от самых невинных контактов? Илларион был уверен, что причина для такого поведения существует, нужно было только узнать, что это за причина, а узнав, использовать против окопавшейся здесь швали, которая уже стала порядком раздражать отставного спецназовца.