Инструктор по выживанию. Чрезвычайное положение
Шрифт:
– «Молотов» нам нужен на случай, если ОМОН начнет атаку, ведь у них автоматы, – захлебывающимся голосом пояснял съемочной группе некто, по самые глаза замотанный в черный, в белую клетку платок. Репортаж оборвался неожиданно – при звуке близкого выстрела протестующий кинулся к баррикаде, телевизионщики – в другую сторону. На этом выпуск новостей закончился, потом долго шла реклама, за ней началась черт знает какая по счету серия бесконечного сериала.
– Что скажешь? – деду не терпелось обсудить происходящее, но поддержки от Егора он не дождался.
– Разберутся, – проворчал он и полез по приставной лестнице на крышу.
– Что-то долго
Ничего не изменилось и на третий день, и на четвертый, кроме того, что от жары не осталось и следа, а дожди шли все чаще. Утеплитель на стенах дома укрыла ветрозащитная пленка, сверху лег сайдинг. Егор собрал с газона остатки строительного мусора, убрал все в огромные пакеты и поставил их у калитки. Все, успел, можно выдохнуть и расслабиться. А потом можно и печкой заняться – место в доме он ей определил, теперь передохнуть денек и вперед. Через весь поселок Егор потащил тяжелые пакеты к мусорке, зашвырнул их в полупустой контейнер и направился к дому.
– Все, доигрались, – встретил его Иван Михайлович, – ЧП в Москве ввели, на месяц. И войска вводят, для наведения порядка.
– Да ладно? – не поверил старику Егор. – Это власть с перепугу, что ли? Думаю, сейчас и.о. гаранта из-под кровати калачом выманивают, главное, чтобы он со страху кнопку в ядерном чемоданчике с айфоном не спутал. А на каркасе памятника Петру Первому установлена баллистическая ракета, замаскированная под одну из мачт корабля.
Иван Михайлович усмехнулся и пропустил Егора вперед, закрыл за ним калитку. Через четверть часа выпуск новостей расставил все по местам.
– В связи с произошедшими массовыми беспорядками в целях обеспечения общественной безопасности, восстановления законности и правопорядка, защиты прав и свобод граждан и в соответствии с Федеральным законом ввести в границах города Москва чрезвычайное положение на срок тридцать дней. Также в Москве вводится комендантский час с двадцати трех часов до семи часов утра на все время действия чрезвычайного положения, – вид у ведущей выпуска был такой, словно на нее смотрела не камера, а дуло автомата. Дальше пошли прямые включения с московских улиц – перечисление, сколько, чего и где сгорело, стрельба за кадром. Крупно показали избитых обезоруженных заморышей-срочников, труп офицера-вэвэшника, начальника патруля, убитого двумя ударами ножа в спину. Дальше снова раздались выстрелы, сюжет закончился хаотичным метанием камеры по окнам верхних этажей домов и верхушкам деревьев.
– Что творится, – чуть не плача, произнесла Надежда Георгиевна и ушла на второй этаж дома. Дед хотел что-то сказать, но передумал, Егор, не отрываясь, смотрел на экран. Следующее прямое включение велось от гигантского торгового центра с выбитыми витринами, там оцепление полиции и солдат сдерживало напор толпы. За спинами людей показались на миг машины с пробитыми булыжниками лобовыми стеклами, рядом сновали, пригнувшись, как под обстрелом, смуглолицые горбоносые гости столицы.
– Вон и бараны твои побежали, – брякнул дед. Егор оторвал взгляд от экрана и подошел к окну.
– Не мои, – отозвался он. Старик умолк, из динамиков телевизора неслись крики вперемешку со стрельбой.
– Петька звонил? – спросил Егор, чтобы не молчать.
– Да, да, звонил, – оживился Иван Михайлович, – вчера и сегодня утром. Офис у них не работает, их за свой счет отпустили. Как ты думаешь, это надолго?
– Откуда же я знаю? – удивился Егор. – Может, на неделю, может, на две. Ничего, отдохнет твой Петька…
– Да я не про отпуск, – перебил Егора дед, – про все это…
Ответить было нечего, и Егор снова уставился на клумбу с роскошными розовыми и белыми астрами. Старик побегал по комнате и снова заговорил, обращаясь к спине собеседника:
– Я в девяносто первом в Москве работал и двадцатого августа повез свою знакомую иностранку в Шереметьево. Она была в панике и все успокоительные пила – так ей страшно у нас было. Едем, значит, а навстречу нам по Ленинградке танки идут, в «Шарике» давка, но улететь можно было. Специально подошел тогда к кассе, уточнил – билеты продавались. Я к чему это говорю, – с деланым, нездоровым воодушевлением продолжил дед, – Россия не Тунис и не Египет. ВВ, армия и менты размажут любителей пострелять в считаные дни, а значит, достаточно пересидеть самый максимум, неделю-другую, и стрельба прекратится. Я так думаю, – выдохнул он и умолк.
– Ну, да. Наверное, примерно так же рассуждал средний класс в России в феврале семнадцатого года, – ответил Егор, – а вообще на девяносто третий похоже. Очень. Словно на восемнадцать лет назад провалились. Только… – он не договорил, хозяин дома перебил его:
– Точно, в девяносто третьем то же самое было, и ничего, обошлось все. Да ты, наверное, и не помнишь.
– Почему, помню, – Егор отвернулся от окна, посмотрел на взъерошенного деда, потом на экран телевизора, – я тогда школу спецом прогулял, чтобы прямую трансляцию по CNN посмотреть, репортаж по всем каналам показывали. И в Москву поехать собирался, чтобы танки поближе рассмотреть. Хорошо, что не поехал, а то лежал бы уже под травкой с простреленной головой, как отец.
Снова стало тихо, на экране от неразделенной любви страдала блондинка с силиконовым бюстом, Егор взял пульт и принялся переключать каналы.
– Серега тогда не в ненужном месте в ненужное время оказался, – заговорил Иван Михайлович, – его же у Белого дома тогда?
– Да, у метро «Баррикадная». Я потом туда ездил, место это нашел, где их машина стояла, – Егор, не отрываясь, смотрел сериал, – а через полгода мать извещение получила, что командиру отдельного гвардейского разведывательного батальона мотострелковой дивизии полковнику Архипову посмертно присвоено звание «Герой Российской Федерации».
Смотреть на загримированные с неестественными гримасами рожи было невмоготу, и Егор выключил телевизор. В комнате стало тихо, так тихо, что слышался стук дождя по подоконникам.
– Помню, – Иван Михайлович забрал у Егора пульт и сел рядом за столом, – его ведь одним выстрелом вроде?
– Да, он из машины выскочил, чтобы раненому до укрытия добраться помочь, тут их обоих и порешили. Мне потом сослуживцы отца рассказывали, что никто так ничего и не понял. Один говорит – свои же, из-за несогласованности действий командования. О местах дислокации частей других ведомств их не уведомляли, не была связь между подразделениями организована, – воспоминание не ранило, и Егор говорил о гибели отца спокойно, даже отстраненно. То ли времени много прошло, то ли все пережитое после взяло верх над старыми, полудетскими еще эмоциями, то ли то и другое сразу. Поэтому он легко вспомнил и поведал перепуганному и ошарашенному старику все подробности давней трагедии: – Другой говорил, что это снайпер работал. Потом узнали, что пули, которыми были застрелены жертвы снайперов, такого калибра, которого не было на вооружении ни у армии, ни у милиции.