Инструктор. Отчаянный воин
Шрифт:
– Ты шо?! – возмущенно пробурчал он.
– Шо-шо, – передразнил светловолосый мужчина, – спать на посту меньше нужно! Да еще и когда светло на улице.
– Не твое дело, – хриплым со сна голосом ответил хохол. – Ты поразгружай вагоны целый день, тогда я посмотрю на тебя!
Иван усмехнулся и философски заметил:
– Это уж кто на что учился, Микола!
– Не дури голову, Ваня, – сказал хохол, – сдал ключи и топай домой.
Он небрежно махнул рукой и бережно положил свою коротко стриженную
– Ладно, не обижайся, Микола, – добродушно и примирительно сказал художник-реставратор и спросил: – А выставку этого… как его… Аташинго уже оформили?
Хохол поднял голову.
– Почти закончили, – ответил он, – остались мелочи. Думаю, через час все разбегутся по домам.
– Начальство здесь? – поинтересовался художник.
– Директор недавно ушел домой, – сообщил хохол, – а его заместитель где-то здесь бегает.
– Тогда я делаю ноги, – сказал Павловец. – Как говорят, подальше от начальства, поближе к кухне.
– Иногда полезно и показаться на глаза начальству, чтобы оно само тебя не искало, – назидательно заметил охранник.
Павловец нахмурил брови и задумчиво почесал затылок. Потом развернулся, чтобы отправиться к выходу, однако остановился.
– А может быть, Микола, ты и прав, – согласился художник-реставратор, – один раз мелькнешь, а помнят целый день.
– Главное, Ваня, чтобы не проклинали целый день, – усмехнувшись, изрек хохол.
– Типун тебе на язык! – проворчал Павловец и зашагал по ступенькам лестницы, ведущей на второй этаж.
Широкоплечий охранник бросил равнодушный и ленивый взгляд вслед художнику и, еще раз потянувшись, осел в кресле.
Микола оказался прав: работники музея почти закончили расставлять полотна Аташинго, которого Павловец и за художника-то не считал, хотя не высказывал своего отношения к нему, чтобы не нажить врагов среди начальства.
– Ишь как стараются, – пробурчал реставратор, – видно, устроители выставки немало бабла отвалили.
Павловец прекрасно знал, как из посредственного, а то и дерьмового художника делают «гения» или, в крайнем случае, модного живописца. Он остановился перед одной из картин Аташинго и презрительно сморщился.
– Вот же дерьмо! – прошептал художник-реставратор, качая головой.
Он хотел было уже направиться к выходу из музея, но, оказавшись возле зала русской живописи, решил взглянуть на настоящее, а не пиарное искусство.
– Нужно вдохнуть свежего воздуха, – сказал он себе и, войдя в зал, остановился возле картины Гагарина, висевшей у входа.
Однако, бросив на полотно пристальный взгляд, Павловец в ужасе выпучил глаза: вместо оригинала на стене висела копия, которую написал не кто иной, как он.
– Черт подери! – изумленно присвистнул художник-реставратор. – Что это значит? А где оригинал?
Он постоял еще несколько минут, но, так и не найдя ответа на поставленный вопрос, отправился на вахту. Спустившись по лестнице, Павловец подошел к застекленному отсеку и снял трубку с аппарата.
– Что случилось, Ваня? – удивленно спросил Микола.
Павловец махнул рукой:
– Ничего!
Поспешно набрав номер телефона директора музея Варенцова, он застыл в ожидании. Через несколько секунд в телефонной трубке послышался глуховатый мужской голос:
– Варенцов у телефона.
Павловец, набрав воздуха в легкие, выпалил:
– Вениамин Александрович, это что за чертовщина?!
На связи возникла пауза.
– Это кто?
– Это Иван Павловец!
– Так что случилось? – спросил директор музея.
– Это вы мне скажите, что случилось, Вениамин Александрович… – потребовал Павловец. – Почему вместо полотна Гагарина в нашем музее висит моя копия?
Некоторая заминка тут же прервалась вопросом Варенцова:
– Откуда там твоя копия?
Павловец передернул плечами:
– А я почем знаю?
– Так, Ваня, подожди… – попросил Вениамин Александрович, собираясь с мыслями.
Микола, которому надоело слушать о том, что его совершенно не интересовало, вышел на крыльцо и закурил сигарету. Курил он недолго, но, когда вернулся на рабочее место, разговор между Павловцом и Варенцовым уже подошел к концу.
– Хорошо, Вениамин Александрович, надеюсь, что вы разберетесь, – уже более спокойным тоном произнес Павловец и повесил трубку.
Охранник, кашлянув в кулак, вопросительно посмотрел на художника:
– Так шо случилось, Ваня?
– Шо-шо, – передразнил художник-реставратор охранника, – спать меньше надо!
Хохол удивленно посмотрел на раскрасневшегося художника, а тот, ничего не объясняя, раздраженно махнул рукой и зашагал прочь из музея.
– Вот же Иванушка-дурачок, – незлобиво прошептал здоровяк и, достав из ящика журнал, стал листать его, рассматривая фотографии.
Однако спокойно посмотреть журнал охраннику не удалось. Завидев спускавшегося по лестнице Белявского – заместителя директора музея, Микола спрятал журнал и встал из-за стола.
– Закончили, Анатолий Алексеевич? – улыбнулся он невысокого роста лысоватому мужчине.
– Добили! – сказал Белявский и тут же добавил: – А куда денешься? Завтра столько народу понаедет в первой половине дня… Сам министр культуры обещал быть!
– Это серьезно, Анатолий Алексеевич, – почтительно покачал головой Микола.
– Еще бы, – сказал Белявский и положил на стол ключ от своего кабинета. – Кто-нибудь звонил?
Микола не понял вопроса.
– В смысле, Анатолий Алексеевич? – спросил он.