Инструктор. Пока горит звезда
Шрифт:
Вскоре у планшета закончился заряд батареи, и Сукиасян, за неимением лучших занятий, вынужден был уставиться в окно. То, что он там увидел, его не обрадовало. Казалось, что от востока до запада, от севера до юга все пространство занято машинами.
«Как беженцы, которые после окончания войны возвращаются в родной город», – подумал Сукиасян. Яркий свет слепил его, словно вокруг были прожектора.
– Ты хоть что-нибудь видишь? – спросил он у шофера.
– Вижу, – неуверенно ответил тот, вглядываясь во мрак, разбавленный белыми и красными огоньками.
Сукиасян тяжело вздохнул
Сукиасян, как истинный патриот, даже находясь далеко за пределами Армении, предпочитал все армянское. Кухню, телевидение, прессу. Это давало ему приятную иллюзию, что он находится дома, защищен, и что все у него под контролем.
Сукиасян угрюмо смотрел в окно, ненавидя этот день. Вот-вот водитель остановится, и ему придется выйти в этот дождь в своем любимом пальто из верблюжьей шерсти. «Ну и погодка здесь. Дождь, холод, не то что в Ереване, где можно сидеть в рубашке и пиджаке и спокойно пить кофе на улице. Здесь собаки, наверно, и те мерзнут».
Водитель высадил Сукиасяна прямо у Багратионовской. Москва уже загорелась огнями.
Сукиасян, выйдя из машины, поежился и спешно открыл зонтик. Капли холодного дождя разбивались об асфальт. С шумом проносились машины, оставляя за собой шлейф брызг. Сукиасян нырнул в подземный переход, смешавшись с толпой мрачных цветов и оттенков.
Сукиасян ощущал дискомфорт в нескончаемом людском потоке. Люди шли на него сплошной стеной, как в фильмах ужасов про зомби. Взгляды у них были такими же пустыми, бесчувственными, со стороны казалось, что это не люди, а некие терминаторы, и что будущее машин уже наступило.
Он уже издалека приметил стройку. В Багратионовском проезде строили крупный медицинский центр. По периметру строительная площадка была огорожена колючим забором, словно там планировали создать концлагерь.
Из-за долгих дождей почву размыло, и вся площадка представляла собой чавкающую грязь, в которой тонул строительный мусор: щербатые доски, осколки кирпичей, ржавая проволока, куски арматуры.
Сукиасян нерешительно остановился перед воротами с пропускным пунктом. Ему не очень-то улыбалась перспектива увязнуть по щиколотку в грязи в своих новеньких туфлях за пятьсот долларов. «Орбели решил меня унизить. Эта сволочь знала, как это сделать. Лучше не придумать! Дернули сюда, как мальчика на побегушках, не дали поужинать и разместиться в гостинице, а сразу прислали шофера-идиота, с которым мне пришлось битый час проторчать в пробке. И еще сунули в эту грязь», – настроение у него было отвратительное.
Сукиасян злобно забарабанил в окошко пропускного пункта. Сидевший там рабочий поднял голову, зевнул и недоуменно уставился
Когда Сукиасян погрозил кулаком, это быстро возымело действие. Рабочий, набросив на себя ветровку, выскочил из пропускного пункта.
– Кто?
– Идиот, открой ворота! У тебя ровно тридцать секунд, чтобы не потерять работу. Я могу прямо сейчас позвонить Орбели.
– Не надо, – испугался рабочий, кидаясь к воротам, словно выдрессированная собака за палкой.
Он снял с замка пакет из-под молока, обвязанный веревкой, раз повернул ключ, и Сукиасян сделал первый шаг в чавкающее болото. На туфли было больно смотреть. Они выглядели так, словно он длительное время прогуливался по коровнику. Для полного счастья не хватало еще споткнуться и уткнуться носом в эту хлябь. Его тут же можно будет сфотографировать и отправить фотографию в юмористическую газету как показательный пример вреда пьянства.
По периметру строительной площадки располагались дощатые бараки, в окнах которых горел желтый свет.
Сукиасян поморщился. Меньше всего он мечтал сидеть с гастарбайтерами, смотреть, как они пьют водку, и слушать их обывательскую чепуху вперемешку с туповатыми анекдотами. Хотя Орбели намекнул, что ждать не придется.
Сукиасян, на мгновение замешкавшись, будто какая-то из этих четырех теплушек была самой лучшей, решительно открыл дверь второго сарая. В нос ударил запах спиртного. В небольшом бараке строители играли в карты за длинным столом. Клубами вился сигаретный дым, слышался оживленный говор со смехом и руганью.
Когда на пороге появился Сукиасян, игра остановилась, и он почувствовал на себе взгляды. Ничего не сказав, он закрыл за собой дверь и, приметив стул в углу, уселся на него и положил пакет на колени. Помимо длинного стола в бараке была тумбочка с телевизором, два обогревателя и двухъярусные койки на восемь человек. Стол занимал фактически весь проход, и, чтобы пройти, скажем, к кровати, требовалось, чтобы рабочие поочередно вставали из-за стола, иначе было не протиснуться.
Строители, помолчав какое-то время, продолжили игру и, к счастью Сукиасяна, не обращали больше на него внимания, поэтому он смог расслабиться. Все-таки хорошо, когда его не донимают расспросами и он не должен выдумывать всякую ерунду, только бы провести все тихо и незаметно.
«Так… – напряг память Сукиасян. – Какой пароль? Пароль я должен помнить. Иначе чего доброго отдам деньги не тому, кому надо, тогда проблем не оберешься».
Сукиасяна в тепле разморило, и он расстегнул пальто на все пуговицы и даже задремал. Руки он держал на пакете с деньгами, а сумку с вещами поставил рядом с ногами. Сон накатывал волнами, и Сукиасян все меньше и меньше сопротивлялся. Усталость брала свое.
Он уже начал посапывать, когда снаружи раздались торопливые шаги, и дверь резко распахнулась, словно ее хотели сорвать с петель. Сукиасян, не понимая спросонья, что происходит, вздрогнул. Даже строители перестали играть и бросили свои карты на стол. Повисла мертвая тишина.