Инструктор. Снова в деле
Шрифт:
– Я… я… – девушка ловила ртом воздух, отставив мобильник от уха, и казалось, сама не понимала, что произошло и как это так могло получиться, что машина вдруг ни с того ни с сего поехала.
– Ну, не я же, – Илларион в расстройстве развел руками. – Где вас так ездить учили? На каком заброшенном поле?
Он вернулся в машину и включил аварийную сигнализацию, пребывая в твердой решимости, что дождется приезда доблестных сотрудников ГИБДД, которые и покарают нерадивую автолюбительницу.
– Посмотрите, что вы наделали! – Илларион был возмущен и пытался заставить себя успокоиться, но ничего не выходило, потому что каждый раз, бросая взгляд на вмятину и свежие царапины на своей машине,
Забродов принял позу учителя и показал рукой, словно указкой.
– Да-да, полюбуйтесь, девушка, результатом ваших усилий. И, между прочим, пора бы выключить левый поворот, или, может быть, вы собираетесь взять меня на таран? Русская баба, как говорится. И коня на скаку остановит…
Он не договорил, потому что она зарыдала, а это было хуже всего: когда женщины начинали плакать, Забродов терялся и чувствовал себя негодяем, виноватым и вообще самым худшим человеком в этом мире. И эта девушка, сама не догадываясь, нащупала его самое слабое место.
– Ну-ну, ладно вам уже. Ну, с кем не бывает? – неловко начал утешать Забродов, уже не обращая внимания на объезжавшие их машины, чьи клаксоны заходились в истерике. «Ну что непонятного, – с раздражением подумал Илларион. – Не просто же так остановились поболтать, а самое настоящее ДТП. Я даже знак выставил, ближе, правда, чем требуется, но попробуй подальше его поставь, так скорее на капот поймают. Задавят и даже не заплачут».
Образовалась приличная пробка, машины объезжали их и выстраивались в многокилометровую очередь. «Вот как в жизни бывает, – подумал Забродов с какой-то неожиданной гордостью. – Из-за этого столкновения все движение на проспекте перекрыто, ну или почти все. По радио говорят наверняка, и в Интернете на карте место аварии отмечено, а всего-то и дел, что столкнулись две машины. Кажется, мелочь, а все вынуждены считаться».
Девушка продолжала плакать, склонившись к рулю. Ее светлые волосы разметались по плечам, и рыдала она как-то по-настоящему, так что Илларион, не раз побывавший в смертельно опасных переделках, кажется, впервые в жизни испугался не на шутку. Испугался обычных слез. «Неужели я такой слабак? – не без тревоги подумал Илларион. – Ну плачет. Подумаешь! Кто из женщин не плачет? Все плачут. Их тогда жалеть начинают и мужики часто соглашаются на то, на что никогда бы не согласились, если бы их жены, подруги, дочери, невесты не заплакали. Коварные эти существа, женщины…»
– Ну ладно, ладно, хватит уже плакать! Мне на нервы действует. Не будем никого вызывать! Это я так сказал, чтоб припугнуть!
Она словно бы не расслышала, но плач стал стихать, наконец она подняла лицо от руля.
– Отвернитесь, что вы так смотрите на меня! Я вам не музейный экспонат и не картина! Что, не видели никогда женщину с поплывшей косметикой?
– Почему? – смутился Забродов. Должно быть, его взгляд показался ей слишком нескромным, изучающим. Но что он мог поделать, если его профессия наложила отпечаток на всю его жизнь и он до конца дней не сможет избавиться от изучающего взгляда, да и зачем избавляться, если не раз этот взгляд его выручал?! – Видел я всяких женщин. И с поплывшей косметикой тоже. Хочу вас успокоить: это не самое страшное зрелище, которое мне приходилось видеть. Гораздо страшнее всякие огуречные маски, особенно когда тебя встречают без предупреждения. Вот так недолго и заикой на всю жизнь остаться! А вы говорите о какой-то поплывшей косметике! Меня таким не испугаешь!
– Между прочим, вы только что на меня кричали. Когда на меня начинают кричать, я тут же плачу. Так что косвенно в моем испорченном внешнем виде виноваты вы. И можете не отпираться, я все равно вам не поверю, – сердито отпарировала она, утирая влажной салфеткой лицо.
– Вот тебе и на! – Илларион опешил. Давненько не встречал он таких языкастых, которые из виноватых правыми делаются за одно мгновенье. – Это что же получается? Вроде как я виноват? Ехал тут, понимаешь, на своей машине, дорогу занимал, чужое место, не давал проехать, спровоцировал столкновение, а потом еще и расстроил хозяйку чужого авто? Это так следует понимать?
– Вы меня никогда не поймете, потому вы мужчина, – категорически заявила девушка, которая вовсе не походила на стерву, каковой показалась вначале Иллариону. «Еще не стерва, просто показывает свой характер и не понимает, что делает, чем-то похожа на подростка, выстраивающего свои взаимоотношения с миром путем протеста», – подумал он.
– Может, вы все-таки выключите поворот? И мы отъедем в какое-нибудь место поспокойнее, чтобы решить, как быть дальше?
– А может, я передумала и решила вызвать ментов? – она мстительно улыбнулась. Косметика и вправду поплыла.
– У вас тушь на правой щеке, – подсказал Забродов и добавил: – А что? Можно и так. Давайте, я не против! Пусть приедут, посмотрят, как что здесь случилось, и вам придется заплатить штраф, лишиться прав и оплатить ремонт, если у вас нет страховки, и еще, что немаловажно, придется потратить впоследствии время на поход в спортивный магазин.
– Это еще зачем? Или это у вас такой своеобразный юмор?
– Я говорю на полном серьезе. Без шуток, – подтвердил Илларион. – Вам же надо будет как-то передвигаться по городу. Судя по вашему виду, на общественном транспорте вы передвигаться откажетесь. Такси сейчас почти не поймаешь. А кататься с бомбилами побоитесь. Остается велосипед, самокат и мопед. Я советую вам выбрать велосипед. Очень полезное, между прочим, для организма занятие – кататься на велосипеде.
– Вы в школе, наверное, двоечником были.
– Тогда вы отличницей в автошколе.
– Между прочим, у меня есть личный шофер, а ваши волнения излишни. Если хотите от меня денег, то так бы сразу и сказали, я заплачу их вам сейчас. И можете не рассчитывать пригласить меня в кафе или ресторан. Не думайте воспользоваться моим бедственным положением и поставить меня в неловкое положение! Вот ваши деньги, и едьте, куда ехали.
Илларион и слова не успел сказать, как она сунула ему в руку смятые купюры и тронулась с места. Он хотел было догнать машину и бросить ей деньги в салон, но она уехала далеко вперед, и Забродов решил, что несолидно, если мужчина его возраста начнет вести себя как вспыльчивый мальчишка и погонится за машиной. Да и если рассуждать здраво, в том, что он взял деньги от женщины, ничего унизительного нет, потому что она исковеркала его машину и заплатила, а он ей еще навстречу пошел, отказавшись вызвать ГИБДД. Настроение, правда, совсем испортилось, так жутко испортилось, что захотелось бросить эту машину здесь и идти куда глаза глядят. «Это же надо такому случиться, – сетовал Забродов, – так хорошо день начинался, такое настроение было, а тут эта досадная случайность – и все рухнуло как карточный домик, да еще осадочек неприятный остался, так ловко она его отбрила.
– Чего стал, мужик? Прогулка на проезжей части? Убрал машину! – из тонированного окошка, съехавшего вниз, раздалось хамоватое приказание какого-то верзилы.
– Да-да, – пообещал Илларион. – Сейчас уберу.
Не любил он хамов, просто не переваривал. И потому прямиком направился к «мерседесу» с тонированными стеклами.
– Мужики, – обратился он вежливо, будто бы хотел что-то попросить, но тут же резко ударил двумя согнутыми пальцами шофера в наглое лицо. Тот завыл от боли и ткнулся лицом в руль.