Интеграция и идентичность: Россия как «новый Запад»

Тренин Дмитрий Витальевич

Москва всегда дорожила постоянным членством в Совете Безопасности ООН. После распада СССР Российская Федерация приложила все силы, чтобы немедленно перевести это членство на себя. Россия продолжает рассматривать участие в соуправлении миром как свое неотъемлемое право и почетную обязанность.

После окончания «холодной войны», в ходе которой значение ООН существенно уменьшилось, Москва попыталась «восстановить роль ООН», т. е. придать ей определенные уставом функции, которые организация в действительности никогда не выполняла. Беспрецедентная встреча Совета Безопасности на высшем уровне в феврале 1992 г. породила надежды на то, что отныне важнейшие решения в области международной

безопасности будут приниматься органом, в котором Российская Федерация не только постоянно присутствует, но и располагает правом вето.

Это могло бы произойти при двух условиях – если бы Москва приняла принципиальное решение о поддержке в Совете Безопасности позиции США и если бы Вашингтон решил проводить свои важнейшие политические решения через ООН, предварительно консультируясь с остальными постоянными членами Совета Безопасности. В таком случае Франции было бы труднее оппонировать США, а Китай, традиционно избегающий прямого противостояния по вопросам, его непосредственно не затрагивающим, предпочитал бы оставаться в стороне. Ни того, ни другого не случилось. Соединенные Штаты стали предпринимать односторонние действия, а Россия попыталась использовать новый расклад сил в мире для противодействия гегемонии США.

Так, устойчивое блокирование на протяжении ряда лет с Китаем и Францией, а затем также и с Германией против США и Великобритании при обсуждении в Совете Безопасности ООН иракского вопроса породило иллюзию возможности использования международно-правовых механизмов для сдерживания США. В российском элитном сознании на короткое время произошла фетишизация роли ООН. Иллюзии были развеяны вначале игнорированием США, Британией и Францией роли России при решении в 1999 г. косовского кризиса, а затем игнорированием мнения Совета Безопасности ООН со стороны США во время иракского кризиса 2003 г.

Ядерные отношения

Советско-американские отношения эволюционировали от непосредственной подготовки к войне до ядерного сдерживания. Для СССР как экономически более слабой и политически менее влиятельной державы ядерное оружие «уравнивало шансы». Достижение военно-стратегического паритета с США имело огромное значение для Москвы. Фактически паритетный статус стал основой отечественной стратегической культуры, пережившей распад Советского Союза. Выступая сразу после трагедии в Беслане, президент Путин назвал помощниками террористов тех, кто действует, «полагая, что Россия – как одна из крупнейших ядерных держав мира – еще представляет для кого-то угрозу», которую «надо устранить»⁸⁴.

Современные российско-американские ядерные отношения базируются на субстрате времен «холодной войны». Ситуация взаимного сдерживания сохраняется⁸⁵. Дело не только в факторе технологии и силе инерции, но и в неопределенности стратегических отношений двух стран после окончания периода противостояния. «Остаточное сдерживание» призвано служить гарантией безопасности на случай резких перемен в поведении другой стороны. В случае США – от превращения России в «государство-изгоя». В случае России – от превращения России в объект нападения со стороны США подобно Сербии или Ираку. В итоге полтора десятилетия спустя после окончания «холодной войны» ядерные потенциалы США и России по-прежнему предназначены в основном для сдерживания (путем угрозы уничтожения) бывшего противника.

Контроль над вооружениями с начала 1960-х годов составлял основное содержание советско-американского диалога. На рубеже 1990-х произошла резкая деактуализация ядерных отношений. Внезапно завершилась целая эра переговоров по контролю над вооружениями. Между Договором по СНВ-1 (1991 г.) –

самым подробным договором по военно-стратегическим вопросам в истории – и Договором СНВ-2 (1993 г.), которому предшествовали скорее дружеские консультации, чем стратегические переговоры, лежит пропасть. Наконец, Договор по сокращению наступательных потенциалов (2002 г.) обозначил новую ситуацию «стратегического разъединения» и свободы рук – правда, при сохранении режима взаимных инспекций.

Россия и США все дальше расходятся во взглядах на значение ядерного оружия. США, сохраняя потенциал сдерживания, стремятся – с учетом феноменального отрыва от остального мира в области высокоточного оружия – к сужению сферы и масштабов применения ядерного оружия. В то же время американцы работают над концепциями упреждающих ядерных ударов с применением миниатюрных зарядов. Россия активнее, чем во времена «холодной войны», использует факт наличия ядерного потенциала для целей политического сдерживания. Ельцин во время осложнений на Балканах не раз говорил о перспективе «третьей мировой войны». За несколько недель до своей отставки, находясь с визитом в Пекине, он увещевал Клинтона «не забывать ни на минуту» о наличии у России стратегических наступательных вооружений. Путин в течение 2004 г. – трудного периода для российско-американских отношений – неоднократно сообщал о совершенствовании российского ракетно-ядерного потенциала.

На уровне военного руководства ядерное оружие должно было служить целям компенсации слабости российских сил общего назначения. В 1992 г. тогдашний главком Вооруженных сил СНГ маршал авиации Евгений Шапошников предостерегал Турцию от вмешательства в карабахский конфликт, угрожая «Третьей мировой». В 1993 г. российская военная доктрина отказалась от неприменения ядерного оружия первыми. Сохраняет свое значение тактическое ядерное оружие. Размещение такого оружия в Калининградской области неоднократно упоминалось официальными лицами как возможный российский ответ на расширение НАТО.

После окончания «холодной войны» центр тяжести практического взаимодействия между Россией и США сместился со стола переговоров на американские программы помощи России в демонтаже и ликвидации снимаемого с вооружения оружия массового уничтожения. Программа Нанна – Лугара «Совместное уменьшение угрозы» существенно помогла России выполнить обязательства по договорам о сокращении ядерных вооружений. Принятая в 2002 г. на встрече «восьмерки» в Кананаскисе программа «Глобальное партнерство» по формуле 10 + 10/10 создает новые возможности для оказания такой помощи. В то же время при всей важности и отчасти незаменимости подобной поддержки эта помощь иногда воспринимается в России как американо-западная программа ядерного разоружения Российской Федерации.

Стоит особо отметить, что ядерное оружие Франции и Великобритании фактически выведено в России за скобки обсуждения. Этот факт свидетельствует о реальной демилитаризации отношений России с европейскими странами НАТО – в отличие пока что от США.

На рубеже 2000 г. возникла идея, что практическое сотрудничество России с США и европейскими странами в области противоракетной обороны театра военных действий (ПРО ТВД) способно в принципе вывести российско-американские и российско-западные отношения за пределы сдерживания. Совместное определение угрозы, совместная разработка и производство систем ПРО ТВД, совместное командование противоракетными силами фактически означали бы создание военного союза США, Европы и России. Эта идея не имела практического развития из-за нежелания США вступать в столь тесную взаимозависимость с иностранными партнерами и неверия Европы в актуальность ракетной угрозы. Россия была готова сотрудничать.